— Дать очки? Плюс полтора, — предложил Рокоссовский.
— Никак нет, товарищ командующий. Благодарю. Я и так прекрасно вижу.
— Это заметно, — улыбнулся Рокоссовский. — Вы так издалека прицеливаетесь в собственный почерк, что ваше прекрасное зрение не вызывает никаких сомнений.
Неслышно проскользнул в дверь адъютант Рокоссовского и поставил перед ним кружку горячего чая, стакан воды и блюдце с двумя таблетками.
— Разрешите? — спросил Поплавский.
Рокоссовский принял таблетки, запил водой и положил ладони на горячую кружку.
— Пожалуйста. Слушаем вас.
Поплавский откашлялся и, с трудом разбирая наспех набросанные строки, проговорил:
— Ну, значит, начало тут наши товарищи из политотдела и штаба подработают, а текст примерно такой: «...учитывая социально-экономическое и политическое значение проведения весеннего сева в тысяча девятьсот сорок пятом году с участием Войска Польского, приказываю: первое — всем командирам частей, подразделений и руководителям военных учреждений связаться с местными органами власти с целью разработки плана предоставления максимальной помощи (тягловой силой и людьми) при обработке и засеве экономически слабых хозяйств, в первую очередь семей военнослужащих, борющихся на фронте, и хозяйств, образованных в результате аграрной реформы...»
Рокоссовский удивленно поднял брови:
— Вы уже и аграрную реформу запланировали?
— Но она же должна произойти — от этого же не отмахнешься, — чуточку раздраженно ответил Поплавский и тут же спохватился: — Виноват, товарищ командующий!..
— Продолжайте. — Рокоссовский отхлебнул из кружки и внимательно посмотрел на Поплавского.
— "Второе. Категорически запрещаю использовать для потребительских целей посевное зерно, находящееся в имениях на освобожденных землях Западной Польши. Пригодное для весеннего сева зерно передать местным организациям или уполномоченным по посевной акции..." Ну и чисто организационные мероприятия — создание ремонтных бригад, распределение пахотных участков по местам расположения подразделений, боевое охранение и так далее... И дата: тридцать первое марта одна тысяча девятьсот сорок пятого года.
Вспотевший от напряжения Поплавский сложил исписанные листки в папку и уставился на Рокоссовского.
— Садись, — глухо произнес Рокоссовский, глядя в кружку с чаем.
Поплавский облегченно вздохнул и сел на свое место. Стул угрожающе заскрипел под его непомерной тяжестью. Кто-то не сдержал смешок. Рокоссовский поднял глаза от кружки, обвел взглядом всех сидящих за столом и хриплым тихим голосом проговорил:
— Я, как вы знаете, вообще не склонен к преувеличениям. Я — солдат и привык смотреть на вещи трезво. Однако считаю, что эта акция едва ли не самая важная на сегодняшний день. Война всегда несет разрушение и опустошение. А мы — участники войны. Следовательно, мы причастны к разрушению. Тем сильнее наша ответственность за опустошение и голод, которые останутся за нашей спиной, когда мы пойдем дальше — к победе... Предлагаю подготовить решение Военного совета фронта, продумать всю схему работ и в полном контакте с Первой армией Войска Польского незамедлительно начать благое дело.