А потом, обессиленный, измученный и притихший, он сидел в седьмом ряду около Александра Ивановича Куприна и безучастно смотрел на арену, где, пыхтя и вскрикивая, тренировались молодые борцы.
— Ты, Иван, верующий? — спросил Куприн.
— Сам не знаю. Крещусь, когда гром грянет. А что?
— Да так просто.
Они помолчали, посмотрели на арену, и Заикин спросил:
— А вот ты мне скажи, Ляксантра Иванович... Ты знаешь, я только тебе верю, и никому боле... Есть Бог или нет?
Куприн внимательно посмотрел на Заикина, вздохнул и почти незаметно пожал плечами:
— Что я тебе отвечу? Не знаю... Думаю, что есть, но не такой, как мы его воображаем. Он — больше, мудрее, справедливее.
И снова Заикин боролся с огромным, превосходящим его по весу борцом. Он швырял эту глыбу, как котенка, проводил «бра-ру-ле», «двойные нельсоны», ловил его на «передний пояс» и демонстрировал такие великолепные «тур-де-бра», что Куприн только качал головой и восхищенно улыбался.
В какой-то момент, когда ноги огромного борца описали в воздухе гигантскую дугу и он в очередной раз шлепнулся на лопатки, Заикин припечатал его к ковру и, дожимая его всей своей силой, вдруг посмотрел на Куприна и крикнул:
— А что, Сашенька, может, действительно бросить все это к чертям собачьим и начать жить сначала?
* * *
После репетиции они шли по набережной, и все прохожие здоровались с ними, а некоторые, приподнимая котелки и шляпы, говорили:
— С отъездом вас, Иван Михайлович!
— Счастливого пути, Иван Михайлович!
— Дай Бог вам счастья, Иван Михайлович, в новом деле!
Заикин поначалу сердился, а потом все чаще и чаще стал растерянно поглядывать по сторонам.
Обедали в трактире Стороженко. Половой, увидев Заикина, заулыбался, закланялся и задом, задом — к хозяину. Выскочил сам Стороженко, вынес бутылку английского коньяку, тоже подошел с приветствием:
— На кого же ты нас покидаешь, Иван Михайлович? Смелый ты, безрассудный ты человек!
Заикину это понравилось — сделал вид, что действительно «смелый» он и «безрассудный» человек и только ему доступен такой неожиданный поворот в собственной судьбе. Однако пить отказался.
Стороженко не обиделся:
— Ничего-с... Домой пришлем, в дорожке пригодится.
— А что, — сказал Ярославцев, — может, и вправду сыграть на случае... А, Ваня?
— А что? Авиация — дело стоящее, — туманно ответил Заикин.
— Большие деньги, Ваня, заработать можно, — сказал Ярославцев.
— Брось, Петро, — брезгливо сказал Заикин. — Она не деньгами стоящая.
И осторожно посмотрел на Куприна. Тот уткнулся в тарелку — сделал вид, что не расслышал своей фразы.