Клерки.
– Когда мы с вами расстанемся, не поленитесь, сравните себя с другими. По крайней мере, с другими людьми, в особенности с молодыми мужчинами. – Конечно, тут возможен нежелательный побочный эффект: сравнение лишь укрепит в них чувство превосходства; однако они могут и сообразить, куда я клоню. – Тайные агенты блях на груди не носят.
Ребятки озадаченно переглянулись. Растерялись, милые. А вы туповаты, как я погляжу.
– Можно нам войти? – спросил блондин.
– Прошу. – Я посторонился. – Пожалуйте в мой кабинет. Вторая дверь слева.
– Побольше радушия, Гаррет.
– Ребята, вам не нужен попугай?
– Гаррет!
Судя по тому, как они поморщились, попугай их не заинтересовал. Или они не одобрили мой наряд? В наши дни всякий мнит себя знатоком моды. Между прочим, я одет вполне прилично: рубашка свежая, брюки чистые. А эти хмыри оглядывались вокруг с таким видом, будто попали на свалку. И похоже, чистота внутри моего дома их приятно разочаровала. Что ж, иногда и от Дина бывает толк…
Мы ввалились в закуток, который я именовал своим кабинетом.
– Мой слуга сейчас принесет чай, – уведомил я.
Гости недоверчиво воззрились на меня: мол, откуда ты знаешь?
В кабинете, разумеется, не так чисто, как в коридоре, и беспорядка куда больше. Просто я не разрешаю Дину тут что-либо трогать. А над моим столом висит картина, которую Дин ненавидит всей душой.
При первом взгляде на картину замечаешь только молодую женщину, которая убегает от подступающей тьмы. Но чем дольше приглядываешься, тем гуще и обширнее становится тьма. Автор картины был наделен талантом столь свирепым, что он граничил с колдовством. Этот талант свел его с ума. И в картину художник вложил все, что мог, включая собственное безумие. Поэтому картина получилась глубоко личной. Она одновременно рассказывала о событии и указывала на злодея. Ныне в ней не сохранилось и десятой доли первоначального заряда, но впечатление она до сих пор производила убийственное. Можно сказать, дышала злобой и страхом.
– Это Элинор, – пояснил я. – Она умерла еще до моего рождения, но помогла мне распутать одно дельце. – И не только; но незваным гостям о том знать не обязательно.
Портрет когда-то принадлежал тому, кто убил Элинор. Сейчас он тоже мертв, так что, сами понимаете, картина ему без надобности. А в моем доме Элинор прижилась. С нею куда легче, чем с Дином, Покойником или Попкой-Дураком. Она редко критикует мои действия и никогда не грубит.
– Нам известно, что вы часто беретесь за… э… необычные случаи, – вякнул блондин.
– Берусь? Я их притягиваю, как громоотвод – молнии! Спасибо, Дин. – На столе появился громадный поднос с чашками, печеньем, пирожными и чайником, над которым клубился пар. Ребятки вновь переглянулись: им явно было неуютно под пристальным взглядом Элинор, а тут еще суровый Дин, этакая ходячая аллегория порицания.