Конечно, не со всеми, с кем хотелось, сумели договориться и не все, с кем договорились, впоследствии решились подвергнуть себя и семью дорожным испытаниям, но взглянем, каково оно, первое поколение русской академии. Блестящие имена, первоклассные мастера, глубокие умы! Астроном Жозеф-Никола Делиль, парижанин (в России он, конечно, сразу же стал именоваться Осипом Николаевичем), Иоганн-Георг Дювернуа, естествоиспытатель (Иван Георгиевич); Иоганн-Георг Гмелин, натуралист, путешественник, вскоре по прибытии в Петербург отправившийся на Урал и в Оренбургские степи (тоже Иван Георгиевич); оптик и механик, изобретатель приборов Иоанн Лейтман. Вспомним физиков Бюльфингера и Крафта и могучую плеяду математиков: Германа, Гольдбаха, братьев Бернулли и, наконец, Эйлера. Да, ради одного Леонарда Эйлера, гения, неутомимого труженика (Кондорсье в некрологе о нем сказал: «Гений кончил вычислять и жить»), стоило «затевать» академию. Эйлер согласился на переезд с радостью, приехал с охотою, полюбил Россию, и она обязана ему основанием русской математической школы.
Кого же поставить во главе славной когорты? Знаменитейшего из знаменитостей, ученейшего из ученых?
Петр поступает иначе, и, пожалуй, мудрее.
Придется вернуться назад, во времена отца его, царя Алексея Михайловича.
Алексей Михайлович страдал головными болями; русские лекари не могли ему помочь, и он велел приискать сведущего медика за рубежом. Послы указали на некоего Блюментроста, состоявшего на службе у герцога саксен-готского. 12 марта 1667 года врачу передали письмо русского царя; в нем содержалось предложение принять в Москве чин ученого гиенмейстера. Блюментрост был сыном пастора, рос в бедности, образования добился прилежанием, а славы — трудолюбием; у герцога жалованье выдавалось нерегулярно; он подумал и согласился. Через год он в Москве; 26 июня его представили царю. Он сумел понравиться: царь одарил его серебром, бархатом и собольими шкурками. Блюментрост стал пользовать не только его, но и детей — Федора, Софью, Петра, и те привязались к нему. (Сохранились документы, свидетельствующие о том, что Софья во время стрелецкого мятежа спасла ему жизнь.) Блюментроста повысили, дали чин лейб-медика с годовым жалованьем в 730 рублей. Нарекли Лаврентием Алферовичем.
В Москве у него родились два сына (с сыном и двумя дочерьми он приехал). Младший появился на свет, когда отцу было 73 года! Лаврентий Алферович души в нем не чаял и не мог довольно надивиться тому, что он «совсем, совсем русский». Мальчик играл с посадскими ребятишками, купался в Яузе. Рос на глазах Петра и частенько забавлял его своими выходками. Пятнадцати лет от роду мальчик слушает лекции в Галльском университете, продолжает образование в Оксфордском, затем Лейденском университетах; в последнем защитил магистерскую диссертацию.