«Что это было?» — думал ангел, стоя над мертвым человеком.
— Ну ты как? — спросил подошедший к ангелу главный дезертир. — А?
— Живой, — ответил ангел.
— Федьку убило, — скорбно сообщил дезертир.
— Кого?!
— Ну того, что с нами с машины прыгал, ружье еще обломал…
— напомнил дезертир.
У ангела нога заболела сильнее, и он опустился на землю.
— Ты чего? — спросил дезертир. — Тоже задело?! Ангел кивнул.
— Ну отдохни пока, я там сейчас разберусь, — забормотал главный дезертир.
— Надо ж дальше идти, а то не успеем.
Ангел снова остался один. Хорошо освещенная луною ночь не скрывала происходящего в ней, и видел ангел, как люди поднимали лежавших на земле и сносили их в одно место, как строители-стахановцы стали рыть большую яму у самой дороги, как какая-то баба бросалась на одного лежавшего на земле и не давала двум красноармейцам поднять его, чтобы отнести к остальным лежавшим. Все видел ангел, но понять причину обрушившегося на них бедствия не мог. Не могла это быть карающая рука Божия потому, что Господь милостив. Не мог это быть и дьявол, потому как ударяет он выборочно. Нет, не мог понять ангел: откуда взялся этот каменный дождь, остановивший их шествие, словно бы нарочно не желавший их вхождения в Новые Палестины.
А ночь тем временем отступала. Из заземных глубин всплывали первые лучи. И звезды тускнели, и будто небо втягивало их в себя, в свою синюю ткань, пропадали они совсем, и на их месте ничего не оставалось.
Ветерок поглаживал кроны леса, шелестя листьями. Пели птицы. Плакали, уже почти беззвучно, женщины и , старухи, сидевшие на земле рядом с мертвецами. Уставшие, дрыхли на опушках лесных оставшиеся в живых и среди них — АрхипкаСтепан.
Все было хорошо на земле, и с природной точки зрения — красиво. Посреди поля возвышался черный камень-скала с пообтесанными боками — пришелец из миров потусторонних и непонятных. Может быть — осколок потухшей и застывшей звезды, может быть, что-нибудь другое. А вокруг него большими градинами лежали сотни таких же черных округлых камешей размерами от детского кулака до медвежьей головы.
Восходило солнце, и лучи, уткнувшись в эти каменные градины, заставляли рождаться новые и совершенно незначительные тени, и только тень от камня-скалы ложилась на землю широко и могла бы укрыть собою до двух десятков человек — положи ты их там в рядок, а то и в два ряда.
Ангел спал, но боль от ушибленной ноги пробиралась и в сон; и вот уже снилось ему как ноет нога и как он, пытаясь идти куда-то — наверно, в те самые Новые Палестины, мучается и оплачивает страшной болью каждый шаг, сделанный в желанном направлении. И не видит он из-за этой боли ничего и никого вокруг, думая и беспокоясь лишь об одном: как бы не отстать от других, как бы не потеряться. А на деле идет он в полном одиночестве и единственная спутница его — боль — страшна и мучительна, но никак не отделаться ангелу от ее присутствия.