Когда местный житель назвался, припомнилось Добрынину, как называл этого парня комсомолец, и призадумался он, не услыша в этот раз в нерусском имени ничего ругательного. А ведь Цыбульник имя по-другому произносил…
— Я — народ не местный, — продолжал парень по имени Ваплах.
— Да какой же ты народ?! — удивился Добрынин и тут же почувствовал, что приятный теплый хмель прошел, и все в народном контролере и внутри, и снаружи стало холодным и тяжелым. — Народ — это когда много людей, а ты — один человек…
— Не-е-ет, — упрямо протянул Ваплах. — Я народ — урку-емец… Больше, кроме меня, в этом народе никого нет, не осталось…
Тут Добрынин задумался. Об урку-емецком народе он никогда не слышал, но это не было удивительно, ведь раньше он думал, что сразу за Москвой страна кончается и начинается заграница.
— Ну вот… а как русского человека называть? — вдруг сам себя перебил вопросом Ваплах.
— Павел Добрынин…
— Если русский человек Добрынин останется одним русским — значит станет он русским народом… а если он потом умрет, то больше русского народа не будет…
Странные слова Ваплаха немного озадачили Добрынина а тут еще Абунайка стал подпрыгивать с громкими выкриками, и с каждым прыжком он приземлялся ближе и ближе к народному контролеру. Пламя постепенна притухло, местные жители негромко причитали нестройным хором, постоянно повторяя слово «ОЯСИ-КАМУЙ». Ногам было холодно, а тут еще этот Ваплах, который считает себя народом…
— Будет русский народ, будет! — немного раздраженно и устало сказал Добрынин.
— Пусть русский человек не обижается, его народ всегда будет, а мой народ умрет…
— Что за черт! — народный контролер вздохнул тяжело и посмотрел на парня прищурившись. — Чего он умрет?!
— Я умру, и народ умрет… а больше в народе никого нет… всех убили…
Захотелось Добрынину как-нибудь повежливее отвязаться от этого непонятливого местного жителя, возомнившего себя народом, и кашлянул народный контролер, подошел к Абунайке, который, попрыгав вокруг костра, остановился рядом и стоял спокойно, видимо, отдыхая. Подошел к Абунайке и сказал:
— Может, назад в балаган пойдем? .
— Пойдем-пойдем, уже-уже пойдем,-старик закивал головою. —Я уже все сделал.
Добрынин оглянулся и с облегчением заметил, что Ваплах исчез.
Местные жители поклонились старику, попрощались с ним словесно и тоже пошли куда-то. А старик, дотронувшись до руки Добрынина, чтобы привлечь его внимание, повел его назад в балаган.
Шли они медленно. В голове у народного контролера было тяжело и туманно.
Когда вошли в балаган, увидели лежащего на полу, раскинув руки, комсомольца. Он зычно храпел.