— Добрынин, — негромко произнес Павел.
— Хорошая фамилия, — кивнул, не оборачиваясь, возчик. — Богатырская. А я у вашего колхозного бригадира ночевал, вот он мне и говорил вечером про тебя — честный, говорил, до глупости. А я его этих слов не одобрил. Я ему так сказал: честность — она не от глупости, а от совестности, когда человеку чужого не надо и своего не жалко. Я ему так и сказал. А он не согласился. Вот тогда я и подумал — и почему это в нашей стране так мало народ честность в себе уважает? А?
— Не знаю, — признался Павел.
— Вот и я не знаю. А ведь я тоже народ, и тоже не очень в себе эту честность уважаю. В других уважаю, а в себе — не очень. Вот и вчера вечером… Ну выпили мы с этим бригадиром, а он мне такую маленькую книжечку показывает — сам Ленин, говорит, написал. Ну а я глаза вылупил — я ж про Ленина слыхал, — и вот когда бригадир в погреб полез за огурчиками солеными, взял я эту книжульку и под рубаху спрятал. Украл в общем. А зачем? Ведь неграмотный я. И старуха моя неграмотная. Вот еду теперь и мучаюсь. Хоть и не очень, если по правде…
— Не хорошо это, — вздохнул Павел.
— Да знаю я, знаю, — вздохнул в ответ старик. — А что ж теперь делать?
— У вас в районе школа есть? — спросил Павел.
— Конешно.
— Ну, тогда возьми и отдай ее в школу, чтоб дети читали. Там-то она пользу принесет, — рассудительно сказал Добрынин. — Да и большую, чем в бригадирском доме.
— О-о-о… — задумчиво протянул возчик. — А и на самом деле мудро… и справедливо… Так и сделаю. Тебя сперва отвезу, а потом сразу в школу, я там эту, что грамоте учит, знаю. Ей и отдам.
Ехали они еще долго — лошаденка была старой и едва переставляла ноги. Телега для нее была все равно, что двести вагонов для слабосильного паровоза. Старик то молчал, то говорил что-то, но уже не про честность, а так, из обычной жизни. А Павел в минуты тишины думал настороженно о своем будущем, а в другие минуты слушал старика, который больше к нему не оборачивался, а рассказывал все, глядя вперед на дорогу. Так, через некоторое время приблизились они к первым избам районного села. Старик тут же сообщил Павлу, что до революции в их селе больше ста хозяйств было, а сколько их сейчас — он не знал, но колхозное хозяйство у них большое, хоть и неуклюжее.
Остановились у избы с красным флагом на крыше. Из торчавшей к небу кирпичной трубы, к которой и была привязана жердь с флагом, валил дым, густой и клочковатый, как от сгорания сырого угля. Дым летел вверх и приподнимал собою кумач флага, а оттого снизу казалось, что и флаг — черно-красный.