"Постановление, Олег Матвеевич", - уклоняясь взглядом, говорит Кривоногов, бурундук с глазами из молодой крапивки.
"Покажите постановление", - требую я. "Для служебного пользования". Кривоногов отводит крапивки за окно на улицу Пемброук Гарденс. "Дайте письмо, что вы отказываетесь учить Егора потому, что я не могу платить". - "Пардон, парирует директор. - Меня тогда из Лондона попросят. А на что я буду в Пятигорске жить? - Кривоногов частично бледнеет. - На те четыреста долларов, которые вы не платите?" - "Позвольте..." - "Или, может быть, на зарплату? Кривоногов частично краснеет. - Вы что себе позволяете? Вы думаете, если вы писатель..." - "За что же вас выгонят? - не сдаюсь я. - Вы такой талантливый педагог..." Крапивки Кривоногова превращаются в репейнички: "Это очень просто. Борушко платит налоги в бюджет? Платит. И не может обучать ребенка в госшколе? Ты, скажут, в своем уме, Кривоногов? Ты, скажут, зачем дал такое письмо?"
Но не клевало, хоть убей. Я добрел до автострады, над головой ревели машины, я безнадежно забрасывал детскую удочку с мостков для полоскания белья и представлял себе Жаню. "Борушко! - скажет она. - День прошел. Я восемь часов работала, значит, как дура. А ты чего в жизни добился?"
Я зашел в тупик, прислонился к какому-то забору, забросил на метр от берега, достал трубку, раскурил, и поплавок исчез.
Я отставил трубку от лица, опасливо потянул удочку. Что за черт? И вдруг на поверхности жирно блеснуло белое брюхо, да какое! Я рванул, хлипкое удилище сложилось в пузатый восклицательный знак, трубка выпала, и в бамбуковых зарослях позади меня забилась рыба. Щука, мелькнула мысль.
Но тут эта дрянь перекусила леску и ужом устремилась к воде.
Я ломанулся вперед, наступил сапогом ей на хвост, переломился в поясе, норовя захватить пальцами под жабры, но она выскользнула из-под резиновой подошвы и, извиваясь, рывками заегозила к кромке воды. Я бросил все и рухнул наперерез, ладонью рубанул у ней перед носом, вбив растопыренный пятипалый заслон в прибрежную грязь. И тут она меня укусила.
Заметьте, это не было случайной царапиной, оплошностью в панической неразберихе. Это был с ее стороны обдуманный шаг. Увидев перед мордой писательскую кисть, она замерла на секунду, потом изловчилась, соразмерно распахнула пасть и хватила за бугор Венеры - между большим и указательным.
Кусаться?! - внутренне взревел я. Не чуя боли, перекинулся на бок и профессионально запустил пальцы под жабры. Стиснул так, как давно никого не стискивал. В последний раз - Жаню, когда она сделала мне предложение в очереди за арбузами у метро "Ленинский проспект" шестнадцать лет назад.