Несси соскользнула со стула, но нерешительно остановилась, глядя на отца: он вот уже много месяцев запрещал ей открывать фортепиано, и теперь она, зная, что надо исполнить его приказание, все же не смела это сделать. Но Броуди нетерпеливо закричал:
— Да ну же! Чего ты ждешь? Говорю тебе — играй «Во всех странах ветер дует»! Мне уже давно не было так весело, как сегодня. Я хочу петь!
Был одиннадцатый час. Обычно в это время Несси уже спала, к тому же сказалось напряжение долгого вечера, и она была очень утомлена. Но она была настолько запугана, отец внушал ей такой страх, что протестовать она не посмела. И, подойдя к фортепиано, открыла его, отыскала среди нот Мэри «Песни Шотландии», села и заиграла. Ее дрожащие пальчики старательно наигрывали мелодию, которую требовал отец, а он со своего места у камина горланил слова песни, размахивая трубкой:
Во всех странах ветер дует,
Но Запад мне всего роднее,
На западе живет красавица,
Та, что сердцу всех милее.
— Громче! Громче! — покрикивал он в промежутках. — Ударяй сильнее. Это я пою о моей Нэнси. Больше души!
И днем и ночью мысли летят
Вечно к моей Джен, —
орал он во весь голос. — Клянусь богом, вот это правда! Если и назовем ее Джен — от этого ее не убудет! Дальше, Несси! Играй второй куплет и подпевай тоже. Да пой же, тебе говорят! Ну, готово? Раз, два, три!
Я вижу ее в каждом цветке,
Обрызганном росой.
Никогда еще Несси не видела его в таком состоянии, и, охваченная стыдом и страхом, она присоединила свой дрожащий голосок к его реву. Они вместе спели песню до конца.
— Вот это было великолепно! — воскликнул Броуди, когда они кончили. — Надеюсь, нас слышали на площади! Теперь давай другую — «Любовь моя — красная роза». Хотя моя милая больше похожа на белую розу, правда? Ну, что, нашла? Какая ты сегодня неповоротливая! А я бодр и свеж, могу петь хоть до зари!
Несси с усилием заиграла новую песню. Он заставил ее дважды сыграть и спеть ее, а потом ей пришлось играть «Берега и холмы», «О моя рябина» и «Энни Лори». Наконец, когда ей уже сводило судорогой руки и голова так кружилась, что она боялась, как бы не упасть со стула, она умоляюще посмотрела на отца и воскликнула:
— Довольно, папа! Отпусти меня спать! Я устала!
Но он сердито нахмурился, когда она так грубо нарушила безоблачное блаженство, в котором он пребывал.
— Так тебе лень даже поиграть для отца! — крикнул он. — И это после того, как я столько потрудился для тебя и камин тебе затопил! Вот какова твоя благодарность? Ладно, будешь играть если не по своей воле, так по моей. Играть, пока я не прикажу тебе перестать, или я отстегаю тебя ремнем! Играй опять первую песню!