— Достаточно серьезно, если верить ее отцу. Бедная крошка.
— Это случилось пять лет назад? — закинул удочку Саймон.
— Где-то так. Мисс Фарингдон тогда исполнилось девятнадцать. Она с год как потеряла матушку. Ее чертов отец и шалопаи братцы вечно разъезжали, бросая ее одну в громадном доме. Фарингдона долго не удержишь вдали от карточных столов. В общем, мисс Фарингдон была предоставлена самой себе, жила со слугами. Конечно же, она чувствовала себя очень одиноко. Даже посоветоваться не с кем. Бедняжка была обречена на несчастье.
Саймон не спеша взял бутылку с портвейном и доверху наполнил бокал хозяина дома:
— И оно разразилось?
— Несчастье-то? Не замедлило. Разумеется, в виде молодого негодяя. Обычное дело, не правда ли?
— Да.
Саймон безмятежно тянул свой портвейн и удивлялся, отчего ему вдруг захотелось прервать беседу.
Он уже догадывался, чем закончится история, и больше не желал об этом слушать. Но он давно уверился, что информация любого рода может оказаться весьма полезной, особенно когда разрабатываешь план мщения.
— Этот молодой человек… он по-прежнему живет в здешних краях?
— Эшбрук? Да нет же, черт бы его побрал. Его после происшествия не видели. Я слышал, пару лет назад он получил титул. Барон теперь. И поэт. Доболтаться чуть подольше по гостиным Лондона — непременно наткнешься на него или его поклонниц. Вы, определенно, встречали барона на каком-нибудь модном сборище. Из-за него сейчас все просто с ума сходят.
Пальцы Саймона непроизвольно сжали бокал. Он незаметно расслабил их, опасаясь, как бы тонкий хрусталь не хрустнул в его руке.
При упоминании имени лорда Эшбрука он вдруг отчетливо вспомнил пять пар обвиняющих женских глаз, когда он в разговоре небрежно затронул последнюю поэму этого поэта. Он поморщился при мысли о своем досадном faux pas .
— Так, значит, не кто иной, как Эшбрук, погубил Эм… то есть мисс Фарингдон?
— Уговорил сбежать с ним… Печальная история.
— Тайный побег к венцу?
— Бедняжка мисс Фарингдон считала, что так. Но лично я сомневаюсь, чтобы у Эшбрука были хоть какие-то намерения жениться. Фарингдон настиг их на следующий день, и говорят, будто Эшбрука там уже не оказалось и перед разъяренным отцом он не предстал. Но урон чести юной леди, конечно, уже был нанесен. Парочка провела ночь вместе в гостинице, Фарингдон мне сказал по секрету.
— Понятно.
— Чертовски жаль. Эмили славная крошка. У нас стараются не упоминать о несчастном происшествии, чтобы не причинять бедняжке боли. Я бы просил вас тоже особо не распространяться, сэр.
— Разумеется.
Перед Саймоном вдруг возникло лицо Эмили, в отчаянии пытавшейся объяснить ему, что просить ее руки для него совершенно невозможно. Она явно, как и все прочие, считала, что погибла в мнении света. Самое большее, на что ей теперь оставалось надеяться в смысле нежных чувств, — это чистая, благородная, высокоинтеллектуальная связь, возможная лишь в переписке. Неудивительно, что она пришла в такое смятение, вдруг увидев его перед собой.