— Я не верю в удачу. — Илиас задумался. — Ручьи всегда впадают в реку, а затем в море. Вода может принимать различные состояния в природе, но тем не менее остается все той же водой.
Ньюлин был прав, подумала Чарити, Илиас Уинтерс действительно довольно странный человек. Она вежливо улыбнулась:
— Спасибо вам за гостеприимство. Пожелайте мне что-нибудь на счастье и запомните, что мы все должны непременно держаться вместе. Если я не смогу договориться, то никому на этой пристани не избежать неприятностей.
— Я уверен, что сможете.
— Вашими бы устами да мед пить. — Чарити повернулась, чтобы уйти, но вдруг вспомнила еще об одном вопросе, который она собиралась обсудить с Уинтерсом:
— Ох, я почти забыла. Мы обычно устраиваем пикник здесь, на пристани, вечером в понедельник, после окончания рабочего дня. Приглашаю вас принять в нем участие.
— Благодарю за приглашение.
— Так вы придете?
— Обязательно.
— Вот и прекрасно. Хейден никогда не посещал наши пикники. — Чарити взглянула на записи в своей папке. — Для пикника нам еще не хватает горячих блюд. Вы умеете готовить энтрей?
— Как никто другой, но только в нем не будет мяса.
Чарити засмеялась:
— А я как раз собиралась предупредить вас, что двое из приглашенных — вегетарианцы. Надеюсь также, что вы будете отлично выглядеть в понедельник.
— Это может закончиться любовным романом, — сказал Илиас.
Чарити решила оставить без внимания его последнюю фразу, не желая выслушивать прозрачные намеки. Ее последнее пожелание было всего лишь вежливым экспромтом, правда, вряд ли Илиас позволил бы себе подобные высказывания. У Чарити было такое чувство, что любая его фраза заключала в себе несколько смысловых уровней, причем каждый из них имел определенное значение. Такое же ощущение возникало у нее всякий раз, когда она разговаривала и с Хейденом Стоуном, поэтому с ним было совершенно невозможно просто поболтать о всяких пустяках.
Чарити испытала чувство огромного облегчения, когда вышла на солнечный свет из мрачного помещения «Обаяния и достоинства». Она поспешила вниз по широкому проходу между магазинчиками и переступила порог своего собственного, красивого и светлого «Шепота».
Ньюлин Одел оторвался от стопки еженедельников новостей, которые он раскладывал по полкам. На его лице было такое выражение, словно он недавно вернулся с похорон, хотя, справедливости ради, следует заметить, что оно как бы приросло к своему обладателю.
Одел был худосочным молодым человеком двадцати четырех лет, Его узкое лицо внизу заканчивалось неряшливой козлиной бороденкой, а на глазах были очки в простенькой проволочной оправе. Чарити была почти уверена в том, что он сам подстригал свои длинные волосы, о чем свидетельствовали беспорядочные лохмы, спускающиеся на уши.