— Я вижу огоньки, — заметила Эвелин.
— Открытые копи на океане Бурь… откуда пребывают все материалы для этой колонии.
— А где Селена?
— Слишком далеко на восток; нам ее не видно. Кроме того она почти целиком под Землей. Там действительно мало на что смотреть.
— О, — она казалась разочарованной.
— Д-р Кобб выбрал место нахождения колонии L-4, чтобы он мог видеть Восточное Море. Он думает что это самое прекрасное обозрение на Луне.
— Оно… безусловно впечатляет.
— Годы и годы назад, когда люди впервые начали думать о космических колониях они всегда исходили из того что первые будут построены в точке L-5, на другой стороне Луны. Но д-р Кобб уговорил совет поставить ее в L-4 — строго ради эстетики.
Эвелин усмехнулась ему.
— И Совет — эти грязные старые менялы — они приняли его эстетические рассуждения.
— Нет, — засмеялся Дэвид. — Но доктор Кобб сказал им что если они поместят свою колонию в положении L-5, то им придется пялиться на затылок Луны, который не только своего рода скучен на вид, но и полон русских названий, вроде кратера Циолковского и Московского моря. В Совете еще хватает антикоммунизма чтоб его поколебали такие глупые доводы.
— Могу себе представить — пробормотала Эвелин.
Они стояли вместе пока Луна степенно проплывала мимо них. Дэвид называл ориентиры почти ничего не значившие: угол «физиков» где собрались кратеры Эйнштейна, Рентгена, Лоренца и других; яркие лучи Тихо; столь ярко блиставшие высокие суровые горы; ровные темные просторы лизавшего горы Океана Бурь.
Наконец Луна ушла из поля зрения и купол снова погрузился в темноту, и осталось смотреть только на звезды.
Дэвид держал Эвелин в объятиях и поцеловал ее. На какой то захватывающий, безмолвный миг она таяла в его объятиях. Затем она мягко высвободилась.
— Я должна вернуться. Действительно должна. — Она казалось почти оправдывалась.
На протяжении перестука сердца Дэвид думал нажать на нее. Но затем он услышал свои слова:
— Ладно, давай вернемся к электропеду.
— Это было прекрасно, Дэвид. Спасибо тебе.
Он снова открыл люк.
— Спасибо тебе, — возразил он.
— За что? — удивилась она.
— За то, что наслаждались этим.
Она дрожала когда они шли обратно к электропеду.
— Тебе холодно?
Эвелин кивнула и обхватила себя руками.
— Я думала ты сказал, что здесь никогда не бывает холода.
— Это не холод. Но вот. — Он расстегнул молнию седельной сумки электропеда и вынул пончо из козьей шерсти. — Надень вот это. Тебе не желательно простудиться в первую же ночь здесь.
— Особенно после проведения недели в карантине, — добавила Эвелин, — прежде чем мне позволили выйти отсюда.