Мелани Адаме был позарез необходим наставник. Однако Уэллс Коуп оказался не только наставником, но и единственным мужчиной, который любил ее, не требуя ничего взамен. Уэллс хотел только одного — быть ее хозяином. Мелани не сразу поняла, что длинный, шелковистый и невидимый поводок на самом деле был стальным и туго охватывал ее шею.
Она могла тратить на наряды сколько угодно, но самостоятельно выбрать платье для получения награды Академии киноискусства ей не доверяли. Уэллс лично отбирал для нее роли и не хотел слышать никаких возражений. Она могла отвергнуть — и отвергала — сексуальные притязания Уэллса, когда тот начинал ей надоедать, но, когда она обольщала мужчину, который ей нравился, Уэллс никак не реагировал на это. Во всяком случае, ей так казалось.
С другой стороны, Уэллс обрекал ее на долгие периоды безделья — приходилось ждать, пока он не найдет сценарий, достойный Мелани. Она могла бы выйти замуж, однако это значило бы просто сменить владельца. Какой муж согласился бы ничего не требовать от жены, даже если бы этой женой была Мелани Адаме?
«Я могла бы влюбиться», — думала Мелани. Уэллс не мог бы помешать этому, но она никогда не влюблялась, что бы это ни значило, и со временем привыкла считать, что это ей не суждено.
Кино было для нее всем. Она должна была играть, иначе не стоило бы жить на свете. Понимая это, она соглашалась быть объектом любви. Любовь была платой за возможность играть.
Дети? Мелани Адаме пожимала плечами. Если на свете существовало что-нибудь хуже, чем иго Уэллса Коупа, то это было иго детей, рождение которых считалось неизменным предназначением каждой женщины. По крайней мере, официальный контракт со временем кончался, а материнство оставалось до самой смерти. Она никогда не понимала и даже не пыталась понять, как можно быть такой тупой и неосторожной, чтобы хотеть ребенка. Скорее всего, в женщинах срабатывал рабский инстинкт. Им требовалось быть нужными. Но детей хотели даже красивые женщины. Это было просто непостижимо.
«Я хочу только одного: свободы, — говорила себе Мелани. — Хочу, чтобы никто не предъявлял на меня прав, не задавал вопросов. А самое главное — хочу неопровержимого доказательства собственного существования. Настоящего, реального существования, не зависящего от неприемлемых, но неотвратимых требований других людей».
Мелани находила это отчаянно нужное ей доказательство только тогда, когда играла роль перед объективом камеры в окружении толпы людей, которые интересовались только тем, что она делает, а не кто она такая. Людей, которые платили ей за то, чтобы она находилась на съемочной площадке. Слава богу, платили не за любовь, а за то, чтобы самим в конце концов получить прибыль.