Зная все это, я все же как-то представил себе (на короткое время), что влюблен в нее. На кухне я умышленно часто упоминал ее имя, пока наконец Кэтрин не заявила, что Мод Риордан уж слишком худосочная – ущипнуть не за что, просто безумие вообще иметь с такой дело. Как-то раз я решил устроить небольшой вечер для Мод, собственноручно соорудил для нее небольшой букетик, что носится обычно на платьях, и мы отправились в кафе Фила. Нам подали стейк по-канзасски, а затем были танцы в отеле Лола. Но и после этого она вела себя как совершенная недотрога, не дав даже поцеловать себя на прощание:
– Я не думаю, что это так нужно, Коллин, хотя очень мило, что ты пригласил меня. – Для меня это было довольно неприятно, но, поскольку я решил особенно не задумываться об этом случае, наши взаимоотношения изменились не так сильно.
Как-то раз в конце нашего занятия миссис Риордан не стала давать мне новый этюд в качестве домашнего задания, а мягко предупредила меня, что больше не хотела бы заниматься со мной:
– Мы тебя очень любим, Коллин, и тебе в этом доме всегда рады, но, дорогой мой, у тебя нет абсолютно никаких способностей к музыке, это, в общем-то, нормальное и обычное дело, ибо не все имеют такие способности, и я считаю, что нет смысла и далее продолжать в том же духе…
Да, она была права, но все равно я чувствовал себя глубоко уязвленным. Меня не могла оставить мысль, что меня просто выпихнули из общества, при одной мысли о семействе Риордан у меня горько щемило сердце, но в конце концов, по мере того как из моей памяти улетучивались остатки тех сонат, что я разучивал по заданиям миссис Риордан, мое восприятие их стало жестче и я все больше отчуждался от этой семьи. Поначалу Мод нет-нет да и останавливала меня на улице по старой дружбе, приглашая к себе домой, но так или иначе я умудрялся улизнуть от подобных походов, кроме того, к тому времени уже наступила зима и я более всего предпочитал теплый милый уют нашей кухни с Долли и Кэтрин. Кэтрин все пытала меня, что же ты больше не говоришь нам о Мод Риордан, на что я отвечал, что между нами все кончено, но тем не менее, хоть я уже больше и не упоминал ее имени, должно быть, думал о ней втайне от самого себя, ибо, как только я увидел Мод под нашим деревом в тот день, что-то вновь горько кольнуло в сердце, может быть, старые чувства. В первый раз я тогда посмотрел на себя и на нас куда более трезвым взглядом – не представляли ли мы тогда для Мод и Элизабет пугающего и нелепого зрелища, они были моего возраста и вполне могли иметь свои оценки происходящего.