Год 2228-й от В. И. Утро 14-го дня месяца Зеркала. Эланд. Идакона.
– Все будет хорошо, Шани. Ты только потерпи немного, – ладонь Рене ласково накрыла руку Гардани. – Я уверен, скоро ты придешь в себя. У тебя есть время, у тебя есть море, – адмирал кивнул головой в сторону окна, выходящего на сверкающий в неистовом свете осеннего солнца залив, – поверь мне, ничто так не лечит, как время и море.
– Это вас, эландцев, – попытался улыбнуться граф Шан-дер, – говорят, у вас в жилах течет не кровь, а морская вода.
– Да нет, уверяю тебя, что кровь. Во всяком случае, у меня она красная. Слово чести, – Рене снова улыбнулся ДРУГУ, – я еще зайду к тебе. Спи.
– Говорят, ты согласился принять корону? – Шани оторвал голову от подушки и внимательно взглянул на адмирала. – Давно пора.
– Может быть... Но мое согласие стоит немного, если мы не переживем зиму. Впрочем, принцем я умру или королем, мне это как-то безразлично...
– Все так плохо? – Граф попробовал приподняться на локтях, но у него не вышло.
– Еще хуже, Шани. Кроме нашей битвы, которую мы должны выиграть – иначе просто не может быть, ожидается какая-то дикая магическая война, и вот там-то сила не на нашей стороне... Я боюсь, нам, смертным, придется сделать то, что более пристало небожителям, иначе все полетит в тартарары, – герцог невесело засмеялся, – к счастью, мы знаем о приближающейся буре и постараемся ее встретить с убранными парусами и подальше от рифов. Ну да это случится не завтра, так что у нас будет возможность обсудить положение... ты что-то хотел сказать?
– Да... Белка... Я не хочу, чтобы она меня видела такого. Можно, она еще погостит у Димана?
– Легче справиться с дюжиной сигурантов Михая, чем с твоим детищем, но я попробую. Когда я валялся в болоте после “свидания” в Оленьем Замке, я и сам благодарил судьбу, что меня никто не видит... Ладно, отдыхай!
Рене тщательно закрыл дверь и, сделав страшные глаза полноватому клирику-медикусу, дожидавшемуся, когда герцог покинет его пациента, поднялся к себе. Встречи с Шандером выводили его из равновесия. Адмирал нелегко смирялся с тем, что ничего нельзя сделать. Обладавший, терпением кошки над мышиной норой, когда требовалось подкараулить вражеское судно меж островов или выбрать единственно возможный миг, чтобы проскочить между береговыми скалами и чужими пушками, он терялся, когда от него лично ничего не зависело. В случае с Шандером оставалось только бессильно ждать и молиться, но Рене не умел ни того, ни другого.
– Ты должен уметь переносить то, что не в силах изменить, – назидательно изрек Жан-Флорентин, истосковавшийся от долгого молчания. Несмотря на свою неистребимую любовь к полемике, философский жаб тщательно соблюдал конспирацию, и в Эланде никто не знал, что нежданно полюбившийся Рене браслет с золотой лягушкой на самом деле являет собой волшебное и очень болтливое создание. Зато когда Рене и Жан-Флорентин оставались наедине, тот своего не упускал.