Что случилось дальше, Шандер помнил смутно, все дальнейшие действия графа можно было объяснить тем, что он ненавидел насильников. Когда заслышавшие шум “Серебряные”, разбросав как кутят охрану, ворвались в покои Михая, им предстала странная картина. Полуодетый герцог в одном сапоге с перекошенным от злобы и страха побагровевшим лицом стоял на четвереньках посредине огромной спальни. Горло Годоя охватывала стальная посеребренная цепь, обычно украшавшая колет графа Гардани. Сам граф стоял рядом на одном колене, намотав цепь на кулак левой руки, в правой он держал богато изукрашенный пистоль арцийской работы. На широкой кровати, завернувшись в алое парчовое покрывало, всхлипывала растрепанная Марита, правый глаз девушки уже начинал заплывать. У двери жались тарскийские придворные, не решаясь переступить незримую черту, видимо, указанную Гардани.
В воздухе висело тяжелое молчание. Все всем было ясно. Капитан “Серебряных”, надо отдать ему справедливость, опомнился первым.
– “Серебряные”, слушать меня! Во-первых, отобрать оружие у охраны, во-вторых, встать у всех дверей и окон. Этого – связать. Антал, найди Белинду, пусть даст что-то из одежды Мариты. Тарскийцев запереть. Все.
Граф, напоследок встряхнув герцога, как кошка трясет крысу, передал его в руки двоих дюжих додеканов[61] и демонстративно вытер руки о парчовый балдахин кровати.
У изголовья стоял изящный поднос с фруктами и вином. Шандер взялся было за кувшин, но пить не стал, а, подержав в руках, яростно швырнул о стену.
2228 год от В. И. 15-й день месяца Медведя. Седьмая ора пополудни. Монастырь святого Эрасти.
Рене приоткрыл дверь и выглянул в коридор. На лице эландца не осталось и следа той бури чувств, которую он недавно выплеснул на Романа. Герцог вновь был спокоен и собран.
– Что думаешь делать? – нарочито будничным тоном осведомился бард.
– Надо попасть в покои Иннокентия, но так, чтобы никто не видел. Когда-то я оставил ему на хранение одну вещь, доставшуюся мне от... ну ты, думаю, понимаешь, от кого. Это шкатулочка со всякой ерундой, по крайней мере, она казалась мне таковой, пока не задул штормовой ветер. Инко был моим другом, я ему верил...
– Он знал, что там?
– Ларец легко открывался, а я секрета из того, что там хранилось, не делал. Это была память. О моей свободной молодости, если угодно...
Роман про себя отметил, как прав был покойный кардинал, говоря о том, что Рене, хоть и смирившийся, все же тосковал по временам, когда отвечал только за себя и за доверивших ему свои жизни таких же авантюристов. Подарок Темных эльфов хранится у клирика? А почему бы и нет? Иннокентий не был фанатиком. Не был он и дураком. Возможно, он лучше самого Рене разобрался в том, что ему передали. Но знал ли об этом кто-нибудь еще? Последний вопрос эльф повторил вслух.