С Марджери случилась истерика, когда она узнала, что Ричарда собираются хоронить по местным обычаям.
Ее тщательно выбранное платье никто не увидит! Но, поразмыслив, она решила, что и так произведет впечатление: островной наряд ей шили в Париже, юбка переливалась радугой, как бензиновое пятно на мокром асфальте, а блузку украшали валенсианские кружева. На Касс, как обычно, все сидело мешком; белейшая батистовая блузка подчеркивала юность и чистоту Ньевес.
Матти, прибывшая на остров накануне ночью, шагала, как зомби, в оцепенении, Яна помогла ей одеться, но языческая яркость наряда лишь подчеркивала боль и страдание, написанные на ее лице, придавала ей вид разряженного трупа. Пылающие волосы обрамляли бледное лицо, огромные фиалковые глаза были обведены темными кругами.
Дейвид, которого Дану удалось протрезвить ледяным душем, шел, пошатываясь, рядом с Хелен; Дан, безукоризненно элегантный, в очередном шедевре от Дживса и Хокса, шел с другой стороны. Харви следовал за ними. Харри вел под руку жену.
Процессия, подобно Красному морю, расступилась, пропустив в центр семью и приглашенных. Затем, по невидимому знаку, началось пение, и в свете факелов процессия тронулась вниз по холму, через сказочные сады Мальборо к маленькой церкви; языческое великолепие шествия и блеск факелов жадно запечатлевали телевизионные камеры.
Гроб был перенесен в церковь раньше, днем, и сейчас, когда процессия вошла внутрь, те, кто сидел у экранов своих телевизоров, в изумлении ахнули. В залитой светом церкви краски казались еще ярче, сиял белый цвет, сверкало серебро, алтарь горел позолотой, высокие белые свечи в серебряных подсвечниках курились возле великолепного «Благовещения» кисти Караваджо. У подножия алтарных ступеней стоял гроб, затянутый полотнищем флага; на флаге острова были цвета дома Темпестов — алый, синий и золотой — и их герб.
Гроб утопал в огромных букетах, связках, гирляндах гибискуса, олеандра, жасмина, роз, орхидей, лилий, жимолости.
Когда Хелен переступила порог, все запели любимый гимн Ричарда Темпеста: «Возблагодарим Господа нашего». Церковная служба длилась недолго, это была простая, но прекрасная благодарность за жизнь. Зазвучало пение; свечи горели ровным пламенем; те, кому не хватило места на скамьях, стояли в проходах между рядами и у стен; алтарь сиял золотом, краски переливались радугой.
Несколько островитян благоговейно вынесли гроб и поставили его на тележку, в которую вместо волов были впряжены несколько сильных юношей. Шествие вновь тронулось — в центре гроб, за которым шла Хелен и члены семьи, — спустилось ниже по извилистой дороге к старому кладбищу, и там вновь зазвучали молитвы, зазвучали прекрасные слова Библии короля Якова. И снова пение.