Тоби умолк.
Белый сноп света опять ворвался в комнату, но его никто не заметил. Тоби говорил с таким напором, что слушатели не могли отвести глаз от его лица.
– Тут я задел музыкальную шкатулку, и она упала со стеклянной полки, – сказал Тоби и снова умолк, подыскивая слова. – Она большая, тяжелая, из дерева и жести, и на колесиках. Стоит на стеклянной полке рядом с ожерельем. Я задел ее рукой. Она шлепнулась на пол с таким грохотом, что и мертвеца разбудит. Бедный папаша был глуховат, но все же не настолько, чтоб не услышать такого грохота.
И это еще не все. Не успела шкатулка брякнуться на пол, как начала жужжать и трепыхаться, как живая, и заиграла «Тело Джона Брауна». Она звенела среди ночи, как целый хор музыкальных шкатулок, а я стоял с ожерельем в руке. Я посмотрел на беднягу отца. Но он и тут не шелохнулся.
Тоби набрал в легкие побольше воздуха.
– Ну, я и подошел поближе – на него посмотреть. Вы сами знаете, что я увидел. Я включил верхний свет, только зачем? – и так все было ясно. А я все держал ожерелье. Тут-то, видно, я и запачкал его кровью, хоть на перчатки ничего не попало. Отец будто мирно спал, только голова была разбита. И все время, все время шкатулка наигрывала «Тело Джона Брауна».
Надо было ее унять. Я подбежал к ней, пнул ногой и сунул обратно на полку. И еще я вдруг понял, что уже не могу подменить ожерелье. Я подумал, что папу убил грабитель. Значит, этим займется полиция. И если я отнесу Прю ожерелье в сто тысяч франков, и полиция про это узнает, а потом обнаружит подделку…
Я совсем отчаялся. Тут любой бы отчаялся. Я осмотрелся и увидел кочергу, которая преспокойно висела среди каминных принадлежностей. Я взял ее в руки. На ней были волосы и кровь. Я повесил ее обратно. Это меня доконало. Я мечтал только поскорей убраться. Я стал совать ожерелье на полку, а оно соскользнуло по бархату и упало на пол. Там я его и оставил. У меня, правда, хватило соображения выключить верхний свет. А то как-то неприлично.
Он умолк. Кабинет мосье Вотура наполнился зловещими призраками. Дермот Кинрос, сидя на углу следовательского стола, изучал Тоби с насмешкой, но и с восхищением.
– И вы никому об этом не рассказали? – спросил он.
– Нет.
– Почему же?
– Меня… меня могли неверно понять. Могли бы ложно истолковать мои намерения.
– Понятно. Точно так же, как ложно истолковали намерения Евы Нил, когда она рассказала свою историю. Но, положа руку на сердце, почему же вы требуете от нас, чтоб мы поверили вам?
– Хватит! – взмолился Тоби. – Откуда же я мог знать, что кто-то на меня смотрит из этого проклятого окна через дорогу? – Он метнул взгляд на Еву. – Во-первых, Ева сама клялась, что ничего не видела. Вы все тут свидетели, подтвердите! Я до вчерашнего вечера не слышал про эти несчастные «коричневые перчатки»!