– А почему бы нет? Разве они подозревают ее в убийстве?
– Господи, с чего вы взяли?
– Как же они объясняют тогда убийство?
Мосье Горон развел руками.
– Как объясняют? Взломщик! Маньяк!
– Но ведь ничего не украдено?
– Ничего не украдено, – согласился мосье Горон, – но, кроме агатовой табакерки, трогали еще одну вещь. В кабинете, в застекленной горке слева от двери, хранилось еще одно сокровище: дорогое ожерелье из бриллиантов и бирюзы, тоже обладающее исторической ценностью.
– Ну?
– Ожерелье, слегка запачканное кровью, нашли на полу рядом с горкой. Значит, маньяк!
Доктор Дермот Кинрос, быть может, лучший во всей Англии специалист по судебной психиатрии, с любопытством посмотрел на своего собеседника.
– Подходящий термин, – сказал он.
– Подходящий термин, доктор? То есть?
– "Маньяк". Ну и как, по их мнению, этот взломщик-маньяк проник в дом?
– К счастью, – сказал мосье Горон, – до этого Лоузы пока не додумались.
– Но если на то пошло, как же проникла в дом мадам Нил?
Мосье Горон вздохнул.
– Боюсь, – сказал он, – что тут как раз последнее доказательство. Четыре виллы на рю дез Анж строила одна и та же компания. И любым из четырех ключей можно открыть все четыре парадные двери.
И, вновь поневоле переходя на веский тон, мосье Горон через стол наклонился к Кинросу.
– В нагрудном кармане пижамы мадам Нил, – сказал он, – неоцененная Ивета Латур обнаружила ключ от входной двери. Заметьте! Ключ от собственной двери в пижамном кармане! Зачем? Зачем таскать с собой этот ключ, уже собираясь лечь в постель? Приходит вам в голову хоть какое-то разумное объяснение – невинное объяснение? Нет. Объяснение тут одно. Мадам Нил ключ понадобился, чтобы проникнуть в дом напротив. Таким образом, налицо последнее, решающее доказательство того, что она была на вилле «Привет» в ночь убийства.
Да, она попалась. Теперь уже ясно.
– И все же… какие же у нее были мотивы? – настаивал Дермот.
И мосье Горон стал ему отвечать. Солнце спряталось за деревья, оставя по себе багровую полосу в небе и душный жар. Французское солнце бьет в глаза, как прожектор; когда оно опустилось, им пришлось долго моргать, осваиваясь с переменой освещения. Бусинки пота блестели на лбу у мосье Горона.
Дермот приподнялся, чтоб бросить окурок через каменную балюстраду, подле которой стоял их столик. Но так и застыл с окурком в руке.
Терраса поднималась на два-три фута над мощеным двориком, где стояли точно такие же столики. За одним из столиков под самой балюстрадой, так что голова ее приходилась вровень с ногами Дермота и мосье Горона, сидела девушка, своим темным платьем и шляпкой угрюмо нарушавшая веселый колорит Ла Банделетты. Она задрала голову; Дермот смотрел прямо ей в глаза.