Я начала подумывать о возвращении в Аббатство. Матушка была бы рада увидеть меня.
Вероятно из-за отсутствия других интересов я начала обращать внимание на Дженнет. Она неуловимым образом изменилась. В ней проглядывало что-то хитроватое, скрытное. Часто, когда я заговаривала с ней, она вздрагивала, как будто боялась, что я разоблачу какой-то постыдный секрет.
Она часто бегала на конюшню, и раз или два я заставала ее за беседой с Ричардом Рэккелом.
Во мне крепло убеждение., что они были любовниками. Дженнет была не такова, чтобы удержаться до замужества. Это мечтательно затуманенное выражение глаз, эти слегка распущенные губы, этот знающий вид, говорили сами за себя. Я обсудила свои наблюдения с Хани.
— Так, должно быть, выглядела Ева после того, как она надкусила яблоко, — сказала я.
— Пожалуй, нам следует их поженить, — решила Хани. — Эдуард не потерпит распутства среди слуг. А Дженнет, коль скоро она утратила девственность, такого сорта девица, что быстро пойдет по рукам!
Я взялась за Дженнет.
— Дженнет, я скоро уеду в Аббатство.
— О, мистрис, а что же будет, когда он вернется?
— Кто? — резко спросила я, прекрасно зная, о ком идет речь.
— Хозяин… капитан.
— С каких пор он стал здесь хозяином?
— Ну как же, мистрис, он хозяин повсюду, где бы ни был, я так считаю.
— Это чушь, Дженнет. Здесь он никто.
— Но он сватался за вас…
— Ты ничего не смыслишь в этих вещах. Вот, что я хочу тебе сказать: ты зачастила на конюшню.
Багровый румянец на щеках Дженнет показал мне, что мое заключение правильно. Она опустила голову и стала нервно перебирать пальцами край передника. Мне стало ее жаль. Бедная Дженнет! Ее предназначение — стать женой и матерью. Никогда она не будет способна сопротивляться льстивым уговорам мужчин.
— Очень хорошо, Дженнет, — сказала я. — Я вижу, ты уже не девушка. Может быть, даже беременна. Ты подумала об этом?
— Да, мистрис.
— Хозяин — единственный хозяин этого дома — будет очень недоволен, если узнает о твоем поведении. Он ожидает от своих слуг добрых христианских нравов.
Губы Дженнет дрожали, и я обняла ее за плечи. Я бывала с ней резка из-за того, что Дженнет Пенлайон с величайшей легкостью сумел убедить ее предать меня. Но теперь, когда она стала любовницей Ричарда Рэккела, я лучше понимала ее затруднительное положение. Бедняжка Дженнет была одна из тех девушек, которые обременены — иные могут сказать, осчастливлены — непреодолимой чувственностью. Она была рождена для того, чтобы получать и давать чувственное наслаждение; и причина того, что она будет вечным соблазном для мужчин, заключалась именно в том, что они были вечным соблазном для нее. Удержаться на пути добродетели было для Дженнет неизмеримо труднее, чем для многих других девушек. Поэтому надо попытаться это понять и помочь ей.