Я молчала. Она была права: я подавляла их своим горем.
— Я постараюсь, — пообещала я.
— Ты еще так молода! Все позабудется!
— Никогда.
— Это сейчас ты так думаешь. Подожди немного. Совсем недавно ты вообще была незнакома с Эдвином.
— Ты не можешь судить о наших отношениях.
— Ну да, а ты можешь. Да ты была еще ребенком, когда встретилась с ним. Тебя и сейчас нельзя назвать взрослой.
— Зато ты, конечно, взрослая! Не пытайся заговорить меня, Харриет!
— Вспышка гнева — это уже лучше. Я говорю с тобой так, потому что тебе нужно еще многому научиться.
— Пока я не стану таким же знатоком, как ты?
— Да. Видишь ли, жизнь не всегда совпадает с радостными мечтаниями. Она вовсе не собирается относиться к тебе исключительно благосклонно.
— О чем ты?
— Твой брак оказался очень недолгим. Для тебя он был идиллией. Это не могло продолжаться вечно. Рано или поздно ты обнаружила бы, что Эдвин не совсем таков, каким ты его считала. Он тоже мог бы разочароваться в тебе.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что ты романтична, а жизнь не всегда столь проста, как тебе кажется.
— Ты хочешь сказать, что Эдвин не любил меня?
— Любил, конечно. А ты любила его. Но ты еще так молода, Арабелла, и совсем не разбираешься в этих вещах.
— Откуда тебе знать о моих чувствах к Эдвину и о его чувствах ко мне? Предоставь мне самой судить об этом.
Харриет рассмеялась, обняла меня и прижала к себе.
— Отлично! Теперь ты ненавидишь меня. Это хорошо. Это поможет вытеснить твое всепоглощающее горе. Ах, Арабелла, ты повзрослеешь и переживешь все это. Я обещаю тебе, обещаю.
Я ответила на ее объятие. Она опять была права: рассердившись на нее, я почувствовала облегчение.
В замок приехала моя мама. Она, должно быть, выехала сразу же, узнав о последних событиях.
Я была так рада видеть ее, что ощущение безысходности, охватившее меня с того момента, как я узнала о смерти Эдвина, несколько смягчилось. Дети были в восторге, и было просто невозможно хотя бы частично не разделить их счастье. Но мама приехала сюда именно для того, чтобы повидать меня.
Мы были очень близки друг другу. Я всегда чувствовала это, когда мы встречались, и наше вынужденное разъединение, как я убедилась, нисколько не влияло на наши отношения.
В этот ее приезд мы много времени проводили вдвоем, хотя мама ухитрялась общаться и с другими. Но главной ее заботой была я.
Она заставила меня говорить с ней. Мы поселились в одной комнате, и, если ночью я не могла уснуть, мама вела со мной разговоры. Меня изумляло, каким образом она сквозь сон ощущает, что я не сплю и нуждаюсь в ее внимании, и просыпается, чтобы поговорить со мной. Она тоже не могла этого объяснить. Нас связывали какие-то невидимые узы.