Дорина обратила внимание, что на нем был длинный синий халат, а вокруг шеи повязан шелковый галстук. Его волосы были влажными.
— Я плавал, — объяснил он, словно отвечая на ее безмолвный вопрос.
— Звучит заманчиво… но не опасно ли это?
Максимус улыбнулся.
— Матросы следят, не приближаются ли акулы, но если бы даже я оказался в опасности, я уверен, что вы каким-нибудь образом спасли бы меня.
Дорина застенчиво улыбнулась. Он взял у нее из рук пустую пиалу и поставил ее на столик рядом с кроватью.
— Мне кажется, нам многое нужно сказать друг другу, Дорина.
Она сильнее вжалась в подушки, словно желая опереться на что-то.
— Прежде, чем мы начнем, я хочу, чтобы вы объяснили мне, почему вы назвали наш брак ошибкой, — продолжал он
Дорина с трудом перевела дыхание.
Она могла бы перечислить столько разнообразных причин! Однако она сказала первое, что пришло ей в голову.
— Я… недостаточно красива.
Максимус улыбнулся.
— Как это по-женски, — тихо произнес он.
Он протянул руку, взял ее двумя пальцами за подбородок и приподнял лицо.
— Должно быть, мне следовало давно сказать вам, что вы самая красивая женщина, которую я когда-либо видел в своей жизни!
Он почувствовал, как Дорина замерла и недоверчиво взглянула на него, словно подозревая, что он смеется над ней.
— Это правда! Вы похожи на мои китайские картины. Меня завораживает то, что скрывается за этими встревоженными глазами, меня очаровывает ваш крошечный носик и мягкие, нежные губы. Мне никогда не надоест любоваться не только вашей красотой, но и сокровищами вашей души.
Дорина задрожала, его слова открывали такую глубину чувств!
— Вы говорите правду?
— Неужели вы думаете, что я способен солгать вам в том, что так важно для обоих?
Он увидел в ее глазах сомнение и продолжал:
— Возможно, мой ангел, вас удивляет, что я женился на вас вот так — без гостей, без голубей, фонтанов, фейерверков?
Он помолчал секунду и спросил:
— Скажите, как вы думаете, почему я это сделал?
Он, по-видимому, был твердо настроен получить ответ, и после продолжительной паузы Дорина нерешительно произнесла:
— Я полагаю, потому, что вы… не можете так гордиться мной, как гордились бы… Летти.
Максимус сделал движение, как бы намереваясь обнять ее, но сдержался и лишь накрыл ее руку своей.
— Причина в том, что ни вам, ни мне не нужно все это показное великолепие. Неужели вы думаете, что я буду демонстрировать свои самые дорогие сокровища перед теми, кто не в состоянии их оценить?
Он сжал ее руку и сказал:
— Верьте мне, вы единственная женщина, которую я впустил в свои комнаты в старой части дома, чтобы взглянуть на мои картины. У меня есть еще много всего, что я хотел бы показать вам — одной только вам.