Он страстно поцеловал ее, а когда выпустил из своих объятий, она упала в глубокий обморок.
Тут же разыскали графиню, которая, выслушав несвязные извинения, увезла домой Летти, бывшую в полубессознательном состоянии, и сдала ее на руки Дорине.
Если любая другая девушка легко забыла бы этот эпизод или со временем превратила его в шутку, то в душе Летти он оставил неизгладимый след. С той поры она в ужасе шарахалась от самых тихих и благовоспитанных молодых людей, опасаясь, что они набросятся на нее.
— Напрасно ты боишься его, — обычно говорила Дорина о том или ином их знакомом. — Он скромнейший человек.
— Я не хочу… танцевать с ним, — отвечала Летти. — Я не люблю, когда мужчины дотрагиваются до меня.
— Но Летти, дорогая, они не сделают тебе ничего плохого.
— Они смотрят на меня! Они… говорят разные вещи, — возражала Летти.
— Но они просто отдают должное твоей красоте, — объясняла Дорина. — Тебе ведь нравится быть красивой, Летти, ты сама это знаешь!
— Мне нравится, когда вы с папой считаете меня красивой. Но я не хочу, чтобы мужчины так смотрели на меня.
— Дорина, это просто нелепо! — не раз говорила графиня старшей дочери. — Ей давно пора забыть весь этот детский вздор!
— Нужно дать ей время, — успокаивающе отвечала Дорина.
Но сама она отлично понимала, что с возрастом Летти не стала чувствовать себя непринужденнее в обществе мужчин — скорее наоборот.
— Неужели Летти на самом деле откажется выйти замуж за Керби? — раздраженно спросил граф.
— Ты слышал, что она сказала, папа, — ответила Дорина.
— Но она этого не сделает! — твердо сказал граф. — На этот раз я вынужден буду настоять на своем. Девушки выходят замуж за того, за кого их выдают, и здесь не может быть никаких возражений.
Он помолчал немного и добавил:
— Только на той неделе герцог рассказывал мне, что он не позволяет никаких вольностей своим дочерям, а у него их семь! Он всех их выдал замуж за состоятельных дворян, и я готов поспорить, ему не приходилось терпеть подобные выходки.
— Беда в том, Хьюго, что вы баловали Летти с самого раннего детства, — упрекнула его графиня.
— Черт побери! Как мог я предполагать, что она вырастет такой странной? — взорвался граф.
Он встал из-за стола, с грохотом отодвинув стул.
— Один Бог знает, — бушевал он, — как это печально — не иметь сына и наследника! Но иметь двух дочерей со странностями — это уже слишком для простого смертного!
— Ну знаете, Хьюго! — запротестовала графиня. — Как можете вы говорить так о бедняжке Дорине?
Граф бросил взгляд на старшую дочь, но прежде, чем он успел ответить, Дорина поспешно сказала: