— Вы не должны… драться с ним на дуэли… вы не должны… Нет! — кричала она полным ужаса голосом. — Он злобный и… коварный и он не остановится ни перед чем! Пожалуйста… ну, пожалуйста… не делайте этого… ради меня!
Она вцепилась в него, подняв кверху молящий взор. От переполнявших ее чувств на глаза выступили слезы.
Очень медленно и осторожно маркиз обнял девушку.
— Неужели вы думаете, что я позволил бы какой-то свинье, вроде этого мерзавца, получить возможность завоевать вас?
Теперь он говорил с ней совсем иначе, не так, как когда-либо прежде.
Вильма вопрошающе посмотрела на него.
Как бы в ответ на этот взгляд, он крепче обнял ее и прижался к ней губами.
Он поцеловал ее осторожно и нежно, ведь для нее этот поцелуй был первым в жизни.
Ее губы дрожали.
Но, как он и ожидал, они были такими мягкими и податливыми, нежными и невинными.
Он почувствовал, как Вильма затрепетала в его объятиях и, сама того не сознавая, крепче прижалась к нему.
Теперь его губы стали более требовательными, страстными и властными.
Казалось, раскрылось небо, и божественное сияние окутало их обоих.
Она была так потрясена, так напугана угрозами графа, обращенными к маркизу, что не могла думать ни о чем другом.
Ее страшил настрой графа и его нешуточные обещания уничтожить своего соперника.
Теперь, когда восторг от поцелуев маркиза охватил все ее существо, она не могла сомневаться в своих чувствах к нему.
Это была любовь, проникающая в каждую клеточку ее тела, в каждую каплю ее крови.
Любовь давала ей ощущение невыразимого восторга, который она никогда и не мечтала испытать.
Словно частицы красоты реки Сены; мерцающих звезд, площади Согласия и чудо общения с маркизом слились воедино в ее отношении к нему.
Но чувство ее было таким большим, таким всеобъемлющим, что она не смогла бы описать его.
Казалось, эмоции пульсируют в ее сердце, нет, сказала бы она себе, в ее душе.
Лишь только маркиз оторвался от ее губ, она смогла заговорить, и голос ее звучал с переливами, словно пение птиц:
— Я люблю вас… Я люблю вас… Я никогда… не подозревала, какая она… любовь!
— И я люблю вас, — откликнулся на ее слова маркиз, — но я боялся говорить с вами об этом, боялся испугать тебя, милая моя девочка.
— Вы… Вы любите меня? Вы на самом деле… любите меня?
— Я говорю правду, — сказал маркиз, — никогда раньше, ни к кому не чувствовал я ничего подобного.
И он снова поцеловал ее, ведь и у него не находилось слов, чтобы выразить всю полноту своих чувств.
Для нее же сказанное им явилось частью того таинства любви, о котором он как-то говорил с ней. Тем самым» раскаленным солнечным шаром «.