Плантация Родерика Мэйгрина была расположена неподалеку от Сент-Джорджеса, в округе Сент-Дэвид, как его называли британцы.
На этом участке острова не было ни одного городка, красотой ландшафта он схож был с округом Сент-Джорджес, и люди здесь жили такие же.
На небольшом полуострове Уэстерхолл-Пойнт, поросшем цветущими деревьями и кустами, Родерик Мэйгрин выстроил большой и вычурный дом; по мнению Грэйнии, дом этот, который ей вовсе не нравился, очень напоминал своего хозяина.
Ей не помнилось, чтобы она бывала в этом доме в детстве, а теперь, когда они плыли к берегу в лодке мистера Мэйгрина, заехавшего за ними, она со страхом думала, что направляется словно бы в тюрьму.
Оттуда не убежишь; она уже не сможет распоряжаться собой, ей придется во всем подчиняться этому толстому, краснолицему мужчине, встретившему их.
— Рад вашему возвращению, Килкери! — громким и чересчур сердечным голосом воскликнул Родерик Мэйгрин, хлопнув графа по спине.
Когда он протянул руку Грэйнии, и она увидела выражение его глаз, то лишь огромным усилием воли удержалась от того, чтобы не броситься назад на корабль.
Но корабль уже плыл на запад, к мысу, обогнув который он должен был направиться к северу и достичь гавани Сент-Джорджеса.
Родерик Мэйгрин ввел их в дом, где слуга уже разливал ромовый пунш в высокие стаканы.
Граф поднес стакан к губам, и глаза у него так и вспыхнули.
— Я ждал этого с той самой минуты, как покинул Англию, — сказал он.
Родерик Мэйгрин захохотал:
— Я так и знал, что вы это скажете! Пейте на здоровье! Этого напитка у нас достаточно, и я хочу выпить за здоровье прелестной девушки, которую вы привезли с собой.
Он поднял свой стакан, и Грэйнии показалось, что он мысленно раздевает ее своими налитыми кровью глазами.
Она так яростно ненавидела его, что почувствовала: еще секунда — и она выскажет свою ненависть, если не выйдет из комнаты.
Извинившись, она удалилась в отведенную ей спальню, но когда слуга сообщил ей время обеда, заставила себя умыться и переодеться; она спустилась вниз и решила держаться с достоинством: именно этого ожидала бы от нее мать.
Как она и предполагала, отец к этому времени успел крепко напиться, пьян был и хозяин дома.
Грэйния убедилась, что ромовый пунш был не только крепким, но и действующим длительное время.
К концу обеда ни тот ни другой уже ничего не ели; они только пили — друг за друга и за Грэйнию, которая, как стало ясно из их речей, должна была выйти замуж, как только они обсудят все формальные вопросы.
Грэйнию больше всего возмущало, что Родерик Мэйгрин даже не попросил ее стать его женой, но считал дело само собой решенным.