Они вместе поднялись по лестнице до второго этажа и еще взобрались по следующему проплету на третий.
Комнаты там были столь же внушительны, что и внизу, с высокими потолками и изящно декорированы.
Когда Гермия добралась до своей спальни, она почувствовала, что точно так же удовлетворилась бы простым чердаком с железной кроватью, вместо всей этой роскоши, которая сейчас не могла радовать ее.
Она могла думать лишь о маркизе, который испытал разочарование и отвращение к девушке, в которую был влюблен, и вынужден был поклясться, что он ни на ком не женится.
Когда служанка, ждавшая, чтобы расстегнуть ее платье, ушла, Гермия подошла к окну и раздвинула занавеси.
И вновь, как и прежде, она глядела на луну, начавшую подниматься в небе, и думала о; том, что так же, как и эта недостижимая луна, недоступен был для нее и маркиз.
«Я могу любить его, но он меня никогда не полюбит!» — думала она.
Затем она вспомнила, что завтра к ним должен приехать лорд Уилчестер, чтобы сделать ей предложение, и содрогнулась при этой мысли.
«Я не могу выйти замуж за него, я не могу!» — говорила она себе со всей страстью убеждения.
Но затем она представила себя вновь в доме викария, проводящей всю свою жизнь в доставке смягчающих сиропов и мазей миссис Барлес и дюжинам других женщин или ожидающей вечером возвращения матушки и отца домой, осознавая, что, несмотря на то что родители любили ее и она очень много значила для них, они вполне удовлетворились бы обществом друг друга.
«Я должна выйти за него», — думала она.
Она взглянула на небо через незанавешенное окно и представила, что может различить среди звезд лицо маркиза.
«Недосягаемое!»
Она, казалось, слышала его, повторяющего эти слова насмешливо и тем сухим голосом, который приводил ее в смущение.
«Недосягаемый! Недосягаемый!»
Гермия не смогла уснуть в эту ночь.
Она крутилась и поворачивалась, все время думая о маркизе и о том, что, если она выйдет за кого-нибудь другого или возвратится в свой отчий дом, она никогда его больше не увидит.
Кроме того, она боялась за него, и хотя он смеялся над озабоченностью и тревогами Хиксона, Гермия продолжала думать, что каждый час каждого дня он находится в опасности, исходящей от его кузена.
И вчера, на балу, не оставляя этих мыслей, она спросила пожилого человека, присутствовавшего там:
— Вы не знаете, нет ли здесь случайно Рошфора де Виля?
Прежде чем ответить, он взглянул на нее с удивлением:
— Я не могу представить себе, чтобы наша хозяйка потерпела в качестве гостя такую сомнительную личность!
Гермия промолчала, и, спустят минуту, он засмеялся и сказал: