Затем она бросила пистолет на кровать и подбежала, чтобы прижаться к нему.
— Он хотел… убить вас, — воскликнула она. — Он хотел… убить вас!
Маркиз обнял ее, и, когда она почувствовала силу его рук и поняла, что он в безопасности, Гермия разразилась слезами.
Рыдая, она уткнулась лицом в его плечо:
— Его… спускали вниз на… веревке с к… крыши… Я увидела это и подумала, что никак не успею… добежать сюда вовремя… и он убьет вас… пока вы… спите.
Ее слова как будто падали, спотыкаясь друг через друга, прерываясь рыданиями, от которых все ее тело тряслось под тонкой ночной рубашкой.
— Но вы успели вовремя, — спокойно сказал маркиз, — и снова, Гермия, вы спасли мою жизнь.
Он на Мгновение прижал ее теснее к себе.
Затем сказал:
— Я должен посмотреть, что случилось, но не двигайтесь, пока я не скажу вам.
Он осторожно посадил ее, еще плачущую, на край кровати и отошел, чтобы выглянуть из окна.
Он ничего не говорил, и ей вдруг почудилось, что все это был сон и не было никакого человека, а все это просто вообразилось ей.
Она боялась, что маркиз сочтет ее глупой и истеричной после происшедшего.
Затем она поняла, что это была реальность и что, если она убила человека, последствия могут быть страшными.
Гермия перестала плакать, но на ее щеках все еще оставались слезы, когда маркиз отошел от окна.
Она увидела, что на нем было темное одеяние, доходившее до пола, которое делало его почему-то еще более внушительным, чем обычно.
Она глядела на него умоляюще, и теперь он мог ясно видеть ее лицо в свете, проходившем из его гостиной.
— Вы очень храбрая, Гермия, — сказал он спокойно. — Мой кузен Рошфор мертв. С такой высоты невозможно упасть, не сломав себе шеи.
— Я… я… убила его! — прошептала девушка.
— Нет, — ответил маркиз. — Вы его неожиданно испугали, но ваша пуля вошла в оконную раму и не задела его.
Гермия ошеломленно глядела на маркиза, как будто не могла поверить тому, что слышала.
Поскольку она не могла говорить, он обнял ее за плечи и мягко подвел к окну.
Она увидела веревку, которую Рошфор де Виль сбросил со своих плеч, готовясь войти в комнату.
Затем маркиз указал ей куда-то чуть выше ее головы, и Гермия смогла совершенно ясно рассмотреть в лунном свете, что деревянная перемычка окна была расцеплена там, где вошла пуля от ее выстрела.
Она почувствовала такое облегчение, осознав, что не убила никого — даже если тот человек сам был убийцей, — что вновь прижалась лицом к плечу маркиза.
Он знал, что она думает сейчас о том, что ей не придется стоять перед судом и объяснять, что произошло в эту ночь, и его руки теснее сжались вокруг нее, когда он сказал: