Не глядя ей в глаза, Гизела ответила:
— Это правда… но не спрашивайте меня… ни о чем.
— Я понимаю, — ответила леди Милфорд. — Гизела, дорогая, вот что я хочу вам сказать. Если вам вдруг понадобится моя помощь, вы можете полностью на меня рассчитывать. Мы с вашей матерью были подругами с самого детства, вместе росли в Англии и разлучились только тогда, когда она вышла замуж за Пола Феррариса. Я всегда буду рада помочь ее дочери.
— Если вы хотите мне помочь, то… не говорите ничего папе о… своем приглашении. Пусть лучше… он отвезет меня в отель.
— Не беспокойтесь, я сделаю так, как вы хотите, — кивнула леди Милфорд.
Гизела не могла скрыть радости, и леди Милфорд добавила:
— Только будьте осмотрительны, дорогое дитя. Вена — не тот город, где юная девушка может разгуливать в одиночестве.
— Я знаю. Но… прошу вас, пусть сегодня… все останется так, как есть.
— Я уже обещала вам, Гизела. Если ваш отец спросит меня о моих планах, что маловероятно, я отвечу ему, что сегодняшний вечер у меня занят.
— О, благодарю вас! Спасибо! — воскликнула девушка.
Леди Милфорд странно посмотрела на Гизелу, но та этого не заметила.
У нее было только одно желание — встретиться с Миклошем. Никто и ничто ее не остановит, даже если эта встреча будет последней.
Отец уже видел орхидеи и несказанно обрадовался, решив, что их прислал ему неизвестный почитатель.
— Это очень дорогие цветы, — сказал он. — Как ты думаешь, Гизела, кто их прислал: мужчина или женщина?
— Конечно, женщина, папа.
— Сначала я подумал, что это Алиса Милфорд. Но она уже подарила мне элегантный шелковый шарф, который я собираюсь надеть сегодня, если будет прохладно.
Разглядывая орхидеи, отец не переставая удивлялся и гадал, кто же эта таинственная незнакомка, приславшая их.
— Мы приехали совсем недавно, и в Вене меня еще никто не знает. Может быть, кто-то из старых друзей?
— Папа, у тебя столько поклонников по всему миру, что нечему удивляться. Разве ты забыл, что за то короткое время, пока мы здесь, ты получил уже несколько предложений дать концерт в Англии, только почему-то отказывался.
— Я отказывался потому, — ответил Пол Феррарис, — что англичане ничего не смыслят в музыке.
— Откуда ты знаешь, если ты никогда не играл для них?
— Сегодня ты услышишь овации венской публики и поймешь, что их признание идет из глубины сердца. Они — настоящие ценители, и мне не нужна другая аудитория.
Потом отец вообще забыл об орхидеях. Его мысли были полностью поглощены предстоящим выступлением, и Гизела смогла вздохнуть с облегчением. Зная, как много значит для отца сегодняшнее представление, она молилась, чтобы оно прошло успешно.