Она бросилась в постель, повернулась лицом к стене и вскоре почувствовала, что действительно больна.
В последние дни ее жизни Колумб был с ней таким заботливым и внимательным, что раньше она и помыслить бы об этом не смела. Но в глубине души она знала, что он все равно не любит ее. Он скорее выполнял свой долг, когда говорил ей, как он переживает то, что долго был невнимателен к ней, она понимала: это вовсе не значит, что он желает ей поскорее выздороветь, чтобы получить возможность искупить свою вину; нет, он просто ждет от нее прощения, чтобы совесть его была чиста, когда ее смерть освободит его от всех обязательств брака.
– Ты обязательно прославишься, Кристовао, так или иначе, – сказала она.
– И ты будешь рядом со мной и увидишь это, Фелипа, – отозвался он.
Ей хотелось верить в это или хотя бы в то, что он действительно хочет этого, но она знала, что это, увы, не так.
– Я прошу тебя обещать мне только одно: ты завещаешь все Диего.
– Да, Диего, – ответил Колумб.
– Никаким другим сыновьям, – добавила она, – никаким другим наследникам.
– Я обещаю, – последовал ответ.
Вскоре она умерла. Колумб держал Диего за руку, когда они шли за ее гробом, направляясь к фамильному склепу. Внезапно он поднял сына на руки и промолвил:
– Ты единственное, что мне осталось от нее. Я нехорошо поступал с твоей матерью, да и с тобой тоже, и не могу обещать, что в будущем изменюсь к лучшему. Но я обещал ей кое-что и сейчас скажу тебе то же самое: все, чем я когда-либо буду владеть, все, чего я когда-либо добьюсь, каждый титул, все свое имущество, все мои почести, всю мою славу я оставлю тебе.
Диего запомнил эти слова. Оказывается, отец все-таки любит его, и он также любил его мать, и когда-нибудь, если отец станет великим, и сам Диего будет великим после его смерти. Он подумал, не означает ли это, что в один прекрасный день он будет владельцем острова, как бабушка. Он подумал, не значит ли это, что когда-нибудь он сам поведет корабль в плавание. Он подумал, не означает ли это, что в один прекрасный день он предстанет перед королем. И еще он подумал, а не значит ли это, что отец сейчас покинет его и он никогда его больше не увидит.
Весной следующего года Колумб отправился в Испанию. Он отвез Диего во францисканский монастырь Ла Рабида неподалеку от Палоса.
– Меня учили отцы-францисканцы в Генуе, – сказал он сыну. – Учись хорошо, сын мой, стань настоящим ученым, христианином и благородным человеком. А я буду служить Господу и постараюсь, чтобы мы с тобой стали богатыми людьми.
Колумб оставил сына в монастыре, но время от времени навещал его, а в своих письмах настоятелю, отцу Хуану Пересу, он никогда не забывал справиться об успехах и здоровье сына. Диего понимал, что немногие отцы так заботятся о своих сыновьях, как его отец. И даже малая толика внимания со стороны его дорогого отца значила куда больше, чем вся любовь и внимание отцов не столь выдающихся, как его отец. Примерно так говорил он себе, стараясь заглушить слезы обиды и одиночества в эти первые месяцы жизни в монастыре.