— Хакер у себя? Он мне нужен. Сейчас...
Автомобиль с Гриневым отъехал от конторы. Чернов увидел это из припаркованного недалеко от входа автомобиля с тонированными стеклами. За рулем был он сам. Рядом с ним сидел длинноволосый молодой человек в кожаной куртке. В ухе у него — подобие слухового аппарата.
— Он поехал к какой-то Марине. Думаю, задержится.
Чернов скривил губы:
— Может, задержится, а может... Нам следует спешить.
Длинноволосый пожал плечами, взялся за ручку дверцы.
— Я сказал — спешить, а не суетиться. Протокольные десять минут. — Хозяин — барин.
* * *
...Комнату Марины теперь укутывал вечерний свет: мягкий, теплый. Горели свечи. Олег принес огромный букет, Марина опустила его в вазу, полюбовалась, чуть отстранившись. Посмотрела на Гринева:
— А ты изменился. Или — это свет такой?
— Наверное, свет. В этом мире мало что меняется по существу.
— Нет, ты точно изменился.
— Дело делаю.
— Свое?
— Надеюсь.
Марина вдруг пригорюнилась, тряхнула волосами:
— Просто... ночью все другое. Или — кажется другим.
— Завтра переменится?
— Не знаю. Что может знать ветреная женщина про завтра?
— Ты — ветреная?
— Сегодня — да. Слово «ветер» прекрасно само по себе — в нем есть энергия, движение, воля. То, чего мне так не хватает в жизни. — Марина улыбнулась печально:
— Сегодня я ветреная. А ты... ты словно сияешь. И даже букет принес сиятельный, словно я — княжна. Глупость, а приятно.
Марина подошла к стереосистеме, поставила диск, закрыла глаза:
— Танцевать хочу. Жестокое танго. Танго с огнем. Музыка была огненной.
Страстной. Марина танцевала отрешенно, чуть склонив голову, ресницы — полуопущены. На скатерть упало несколько лепестков... Сквозь янтарную винную влагу мерцал огонек свечи... Мелодия лилась томно и влажно, словно в дальней амазонской ночи... А тени на стенах комнаты исполняли свой причудливый танец...
Все это Олег даже не замечал — чувствовал... Когда он засыпал, музыка еще продолжала звучать и комната была наполнена теплым светом догорающих свечей.
Девушка встала, прошла на кухню, закурила. Ее лицо то проявлялось в ночном черном стекле вместе с мерцающей оранжевой точкой, то — меркло.
— Если бы кто знал... — тихо произнесла Марина. — Если бы знал...
Лицо ее сделалось жалким, вымученная улыбка скривила губы. Марина встряхнула волосами, налила себе в большой фужер до краев водки, выпила единым духом, улыбка стала горькой. Марина подмигнула собственному мутному отражению:
— И кто поможет бедной девушке понять эту жизнь? Никто.