– Однажды я был в горах, – сказал он, – и я наткнулся на пуму, самку; она была большая и голодная. Я побежал, и она побежала за мной. Я влез на скалу, и она остановилась в нескольких футах, готовая к нападению. Я бросал камнями в нее. Она зарычала и собиралась атаковать меня. И тогда моя воля полностью вышла, и я остановил ее волей до того, как она прыгнула на меня. Я поласкал ее своей волей. Я действительно потрогал ее соски ею. Она посмотрела на меня сонными глазами и легла, а я побежал, как сукин сын, до того, как она оправилась.
Дон Хуан сделал очень комичный жест, чтобы изобразить человека, которому дорога жизнь, бегущего и придерживающего свою шляпу.
Я сказал ему, что мне неловко думать, что меня ожидают только самки горных львов или конвульсии, если я хотел волю.
– Мой бенефактор был магом с большими силами, – продолжал он. – Он был воин до мозга костей. Его воля была, действительно, его самым чудесным достижением. Но человек может пойти еще дальше этого – человек может научиться видеть. После того, как он научится видеть, ему не нужно будет жить, как воину или быть магом. Научившись видеть, человек становится всем благодаря тому, что он становится ничем. Он, так сказать, исчезает, и, тем не менее, он здесь. Я бы сказал, что это то время, когда человек может быть всем или получить все, что он пожелает. Но он ничего не желает, и вместо того, чтобы играть окружающими его людьми, как игрушками, он встречается с ними в центре их глупости. Единственная разница между ними состоит в том, что человек, который видит, контролирует свою глупость, в то время, как окружающие его люди этого не могут. Человек, который видит, не имеет больше активного интереса в окружающих его людях. Видение уже отрешило его абсолютно от всего, что он знал прежде.
– Одна лишь мысль о существе, отрешенном от всего, что я знаю, вгоняет меня в дрожь.
– Ты должно быть шутишь! Вещь, которая вгоняет тебя в дрожь, – это не иметь ничего, на что можно было бы смотреть впереди, а только всю свою жизнь делать то же самое, что ты делал раньше. Подумай о человеке, который из года в год сеет зерно, до тех пор, пока он не становится слишком старым и усталым, чтобы подняться; поэтому он валяется, как старая собака. Его мысли и чувства – лучшее в нем – ползут бесцельно к единственной вещи, которую он когда-либо делал, – сеять зерно. Для меня это самая пугающая трата.
Мы – люди, и наша судьба – это учиться и быть вовлекаемыми в неощутимые новые миры.
– Действительно ли есть какие-нибудь новые миры для нас? – спросил я полушутливо.