– Кажется, мы говорим о разных вещах, – сказал я. – Зря я привел себя в качестве примера. Я хотел сказать, что должно существовать нечто такое, к чему ты относишься абсолютно серьезно. По-моему, если все безразлично, то и жить незачем.
– Это верно для тебя, – сказал дон Хуан. – Ты различаешь важное и неважное. Ты спросил, что такое управляемая глупость, и я ответил: все мои поступки – глупость, потому что все безразлично.
– Но если все безразлично, как же ты живешь? Он улыбнулся. Помолчал, словно решая, отвечать или нет, встал и направился на задний двор. Я двинулся следом.
– Погоди, дон Хуан, – настаивал я. – Мне бы хотелось, чтобы ты объяснил свои слова.
– Вряд ли это объяснишь, – сказал он.– Для тебя значение того или иного в жизни определяется тем, насколько это, по-твоему, важно. А для меня ничто не важно; я не придаю значения ни своим действиям, ни действиям других. А жить продолжаю потому, что у меня есть воля. Я закалял ее всю жизнь. Теперь моя воля стала цельной и безупречной, и мне не важно, что нет ничего важного. Моя воля управляет глупостью моей жизни.
Он присел на корточки и стал перебирать траву, разложенную на куске рогожи.
Я был сбит с толку. Такого направления разговора я никак не мог предвидеть. Поразмыслив немного, я сказал дону Хуану, что, по-моему, некоторые человеческие поступки имеют огромную важность. Самый впечатляющий пример – атомная война. Уничтожение жизни на Земле – разве это безумие ничего не значит?
– Это по-твоему, – сказал дон Хуан. – Ты о жизни думаешь, но не видишь.
– А если бы видел, то воспринимал бы все иначе?
– Научившись видеть, человек обнаруживает, что он в мире – один, и у него ничего, кроме глупости, нет.
Дон Хуан замолчал и взглянул на меня так, словно хотел узнать, какое впечатление произвели его слова.
– Твои поступки, как и поступки твоих ближних, представляются тебе важными потому, что ты научил-ся думать, будто они важны.
Он произнес слово «научился» с такой интонацией, что мне снова пришлось просить разъяснений.
Дон Хуан оторвался от растений и посмотрел на меня.
– Сначала мы учимся обо всем думать, – сказал он, – а потом приучаемся смотреть на вещи так, как мы о них думаем. Мы думаем о своей значительности – ив результате начинаем ощущать ее. Но если человек научился видеть, ему не надо учиться думать о вещах, он воспринимает их непосредственно. А раз он о них не думает, они утрачивают для него свою важность.
Заметив мой удивленный взгляд, дон Хуан трижды повторил свои слова, чтобы их смысл лучше дошел До меня. Сказанное показалось мне чепухой, но после некоторого размышления представилось изощренным высказыванием об определенном аспекте восприятия. Я попытался подыскать вопрос, который заставил бы Дона Хуана выразиться понятнее, но так ничего и не придумал. Я выдохся и не мог сформулировать свои мысли четко.