– Начинается! – голос Цыпфа непозволительно дрогнул. – Теперь можно и бдолаха откушать. Кроме того, попрошу с шага перейти на бег.
– Эх, тоска! – простонал, оглядываясь, Зяблик. – Разве это дело – от врага бегать. От стрелы, как и от пули, не убежишь. Драться надо.
– Чем? – попытался урезонить его Смыков. – Зубами и ногтями? Твоей финкой? Не такие деятели, как вы, применяли в случае необходимости стратегическое отступление.
– Ты отступление с бегством не путай! Отступают к врагу лицом, а убегают задницей! Улавливаешь разницу?
Смыков начал было разлагольствовать о том, что бывают случаи, когда необходимо поступиться задницей, дабы сберечь лицо, но посвист новой стрелы не дал ему развить эту тему. Они уже видели своих неизвестно откуда взявшихся врагов – кучку людей в кольчужных рубашках до колен. Пока те держались компактной группой, определить их точное число было затруднительно, но то, что преследователей куда больше, чем преследуемых, не вызывало сомнения.
Кроме численного превосходства, у них было и подавляющее преимущество в вооружении – если не все, то по крайней мере передовые бойцы имели при себе мечи и луки (последние, учитывая необычную специфику Эдема, были сработаны из рессорной стали и металлических струн, издававших при выстреле высокий вибрирующий звук, похожий на печальный вскрик).
Стрелы покуда падали негусто и весьма неточно. Наблюдая через плечо за их полетом, Толгай, большой специалист в этом вопросе, высказался в том смысле, что лук не пистолет, за один день стрелять не научишься.
– А за сколько научишься? – мерно дыша, спросил Зяблик.
– Мне биш лет было, – он показал пять пальцев, – когда я его в руки взял… С тех пор ату… стреляю… Вся жизнь нужна…
Погоня продолжалась уже около получаса, но расстояние между преследуемыми и преследователями не сокращалось – давало знать о себе тяжелое вооружение последних, да и второпях принятый бдолах начал действовать. Вполне возможно, что его употребляли и аггелы (теперь, когда люди в кольчугах растянулись длинной цепью, стало видно, что у некоторых из них на головах черные колпаки, тоже кольчужные), но, как известно, у оленя и волка разные точки зрения на погоню, и если один стремится утолить голод, то второй – спасти жизнь. Ясно, что попавший в положение оленя человек испытывает более сильные чувства, чем его противник, а это при употреблении бдолаха имеет немалое значение. Яркой иллюстрацией этого тезиса служила Лилечка – никогда не преуспевавшая в беге, зато больше всех напуганная, она сейчас опережала выносливого, как верблюд, Толгая.