Стараясь действовать бесшумно, он снял с крышки сундука свой баул и по возможности так же бесшумно поставил его на пол каюты.
Резким движением открыл крышку.
В сундуке, уткнувшись носом в сухую ветошь, сонно посапывал, свернувшись клубком, мальчик лет двенадцати.
Лицо его показалось Эгину знакомым. Воришка?
– Кукареку, – сказал Эгин тоном воспитателя, опускающего розги в бадейку с соленой водой.
4
– Ну? – спросил Эгин, когда мальчик протер глаза и уселся на койке с чашкой горячего травяного отвара.
Рядом с ним Эгин положил сухари – единственное, что было в каюте съестного. Мальчик выглядел бледным и голодным.
– Ну и вот.
– То есть, по-твоему, я не найду способ отправить тебя назад?
– Думаю, не найдете.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что слышал, как капитан вас называл. За глаза.
– И как именно?
– Он вас по матери называл. Извините, – добавил мальчик.
– Извиняю. И что?
– Ну, если его еле-еле удалось уговорить выйти из Ваи в Новый Ордос, то слабо верится, что вы сможете уговорить его вернуться в Ваю, чтобы меня вернуть, и потом еще раз выйти в Новый Ордос за вами. Ему это невыгодно.
«Ну стервец!» – мысленно похвалил Эгин мальчика за наблюдательность и сообразительность. Но выражение строгого недовольства Эгин со своего лица решил не сгонять. Из педагогических соображений.
– Да, мне это не выгодно. Ты все правильно просчитал. Сдаюсь. А почему ты думаешь, что мне выгодно ссориться с твоими родителями? Они ведь Шилол знает что могут подумать! Они ведь подумают, что это я тебя уговорил. Или заманил ехать в Новый Ордос, чтобы там продать. Больше-то здесь никто никуда не едет, не считая команды!
– Во-первых, никакого Шилола нет, – заявил мальчик.
– А во-вторых?
– А во-вторых мои родители… Ничего они не подумают!
– Это почему? Или ты им честно сказал, что собираешься тайком пробраться в трюм, потом в каюту к гиазиру Эгину, залезть в сундук и зайцем ехать до Нового Ордоса?
– Я им этого не говорил.
– Вот именно! Почему?
– Потому, что им все равно.
– Что значит все равно?
– То и значит. Они даже не заметят.
Эгин не нашелся, что ответить. Да, есть и такие родители на белом свете.
– Ну хорошо, а как тебя зовут?
– Никак.
– Нет. Так не пойдет. Всех людей как-нибудь да зовут. Ведь верно?
– Ну, верно.
– И тебя тоже как-то звали, когда ты жил на Медовом Берегу.
– Ну да. Но только мне не нравится.
– Что именно?
– То, как меня звали. Я вам не скажу как.
– Как же мне тебя называть?
– Да наплевать как.
– Не хами. Все-таки, ты сидишь в моей каюте и лопаешь мои сухари.
– Спасибо, – буркнул мальчик.
Эгин понимал, что резкость мальчика проистекает не столько от неотесанности, в целом свойственной молодому поколению Медового Берега. Но в основном от страха.