А чуть ниже — мерзкий, по-настоящему непристойный рисунок.
— Одеколон! Быстро, едрёна-гангрена! — заторопился Тимофей Петрович. Однако… клеймо не стиралось. Когда генерал попытался удалить его при помощи носового платка, пропитанного одеколоном, отметина изменила цвет, теперь она была ярко-красной, как свежая ссадина и даже, казалось, немного увеличилась в размерах!
— Надюня, внученька, всё хорошо… — запыхтел генерал, поспешно прилаживая на лоб девочки маленький пластырь. — Приказываю открыть глазки, слышишь? Вон смотри, это же твой любимый Снежок, он прискакал к тебе из парка. Погляди, какой у него красивый бант на хвостике!
— Семь тысяч сто пять, — еле слышно отозвалась девочка.
— Давайте я возьму это на себя, — быстро прошептал клоун Петя, вытаскивая из мотоциклетного багажничка шуршащий пакет с игрушками. — А Вам лучше позвонить врачам. У девочки психологический шок. Кто-то очень злобно пошутил над ней. Посмотрите, какие колючие слёзы. Я видел такие слёзы у детишек в шахтёрском посёлке года два назад.
— Добро, приступайте немедленно! Развеселить, и чтоб никаких штампов на лбу! — бормотал седой генерал, тиская пальцами кнопки телефона. — И ещё — срочно позвонить в наш госпиталь… там врачи хорошие!
Через несколько часов Наденька внезапно перестала считать и раскрыла глаза.
К счастью, генерал уже распорядился убрать, завесить, загородить все зеркала в доме. Сняли даже зеркальный потолок в ванной. Вдруг Наденька раскрыла глаза и, вскочив с дивана, бросилась к дедушке, который в этот момент разговаривал по телефону с академиком Лапушкиным, главным специалистом по детской психологии в Москве.
— Она перестала, перестала считать! — крикнул генерал в трубку. — Я Вам перезвоню!
Тимофей Петрович чуть склонился, опасаясь даже протягивать к ней руки, чтобы не испугать… Она прыгнула к дедушке на шею.
— Деда Тима, деда Тима, ну прости, прости меня! — лепетала Надюня сквозь слёзы. — Я должна была досчитать до десяти тысяч, понимаешь? Ах, как я хотела с тобой говорить и не могла!
— Миленькая! Зачем эти глупые цифры, разреши-ка спросить…
— Очень надо было, дедушка. Это чтобы произошло чудо. Вот видишь, ты на меня смотришь и улыбаешься! — она и сама вдруг улыбнулась, хотя улыбка получилась бледная и подраненная. — Значит, волшебство уже действует.
— Какое волшебство, Надюнечка? — генерал насторожился. — Что за фантазии, милая?
— Никакие, никакие не фантазия, деда Тима, — шмыгнув носом, серьёзно сказала Надюня. Её брови чуть сдвинулись, и гадкая печать на лбу тоже поморщилась, выглянула из-под пластыря — глядя на всё это, генерал Еропкин чуть не разрыдался второй раз в жизни.