— Перестаньте, прошу вас! Забудьте о прошлом, моя королева!
— Нет, эти воспоминания питают теперь мою ненависть! Да, первое из бесконечных унижений я пережила в день собственной свадьбы… До самой смерти буду помнить, как сын Франциска I проводил меня в наши апартаменты, молча поклонился и ушел… То же самое он сделал и следующей ночью, и потом это повторялось много-много ночей подряд… Когда мой муж унаследовал французский престол, истинной королевой стала не я, а Диана де Пуатье. Годы прожила я в одиночестве и забвении — и наконец мне сообщили, что Генрих II решил развестись со мной. Дрожа от возмущения, я осведомилась у своего духовника, по каким же причинам мой царственный супруг желает расторгнуть наш брак… И знаешь, что сказал мне священник?
Астролог отрицательно покачал головой.
— Ваше величество, — ответил на мой вопрос духовник, — король утверждает, что от вас пахнет смертью.
Руджьери содрогнулся и побелел.
— От меня пахло смертью! — воскликнула Екатерина, откидываясь на спинку кресла. — Я, видишь ли, несла смерть всем тем, кто был рядом со мной. И самое ужасное, Рене, что Генрих, похоже, не ошибался… Послушавшись своих друзей, он не стал разводиться… Этого не желала даже Диана де Пуатье: она жалела меня… Как ненавистна мне была ее жалость! Когда по требованию церковных иерархов Генриху пришлось делить со мной ложе, у нас наконец появились дети. Боже мой, Рене! Горькая доля была суждена моим сыновьям! Франциск едва дожил до двадцати лет, лишь год просидев на троне. Его свела в могилу какая-то загадочная ушная хворь. Но Амбруаз Паре, прославленный врач, признался мне, что мой старший сын просто сгнил заживо.
Екатерина на миг прервала свою речь; на лбу королевы появилась скорбная морщина.
— А Карл… Его терзают эти ужасные припадки, и мне кажется порой, что скоро он лишится рассудка. Да, разум Карла сгниет, как сгнило когда-то тело Франциска. А мой младший сын, герцог Алансонский… На его уродливом лице тоже лежит роковая печать… И наконец, Генрих, герцог Анжуйский… — когда королева заговорила о своем любимце, взор ее просветлел. — С виду он здоров, но мне-то известно, как слаб его ум. Генрих — большой ребенок, любая попытка хоть чуть-чуть напрячь мозги непомерно тяжела для него.
Итак, Франциск мертв, Карл не долго протянет, корону скоро унаследует Генрих, но для него это непосильное бремя, оно может раздавить моего сына. Вот и получается, что я обязана быть сильной, чтобы править этой страной, пока Генрих будет предаваться утехам.
Я буду царствовать, наконец-то я буду царствовать! Мне не нужны будут Гизы, Колиньи, Монморанси, что дерутся сегодня за власть. Подумать только, Рене, однажды Гиз обнаглел настолько, что прихватил с собой ключи от королевского дворца! Как тебе нравится: я едва не стала пленницей в собственном доме! А этот проклятый Колиньи… спит и видит, чтобы вместо Валуа на трон взошли Бурбоны! Как много их, моих врагов, безнаказанно оскорблявших меня, когда я была слаба и одинока! Но я защищу своего сына, я зубами и когтями проложу ему дорогу…