Трое в чужой квартире сосуществовали сейчас, как незнакомые пассажиры поезда, случайно попавшие в одно купе.
Юноша и девушка собираются, им пора выходить, кондуктор объявил о прибытии на нужную станцию. Зрелая, симпатичная, сурово-деловитая женщина украдкой бросает взгляды на молодых попутчиков и сосредоточенно занимается своими делами. Все трое стеснены обществом друг друга и тяготятся последними минутами перед расставанием. Быть может, навсегда...
— Мы пошли? — Костя задержался у порога, исподлобья взглянул на мать, устало прислонившуюся к стене в прихожей.
— Идем быстрее, — прошептала Илона, автоматически потянулась больной рукой к дверному замку и тихо вскрикнула от боли.
— Идите, — разрешила Рысь. — На всякий случай какое-то время погуляйте пешком. А потом постарайтесь пользоваться только общественным транспортом и не ленитесь почаще менять средства передвижения. Звонки делайте только из уличных автоматов и разговаривайте не больше минуты. Не знаю, как ты, Костя, собираешься искать адрес отца, но помощь друзей и знакомых исключена. Никаких старых контактов. Представьте, что вы первый раз очутились в незнакомом враждебном городе, и ведите себя соответственно. Ясно?
— Ясно.
— Тогда счастливо. Привет отцу от меня передай, не забудь.
Костя открыл дверь, Илона пулей вылетела на лестничную площадку. Загудел лифт, девушка громко ойкнула. Опять забыла про травму руки, нажала кнопку вызова и поплатилась за это невинное движение болевой атакой в плечо.
— Очень больно, Илона? — Костя повернулся спиной к Раисе Сергеевне и поспешил к любимой девушке, оставив дверь нараспашку. — Очень больно? Как тебе помочь? Скажи, я все сделаю...
Раиса Сергеевна закрыла дверь. Не было сил слушать далее Костины причитания. Ее сын — циничный мерзавец, но эта девица — его ахиллесова пята. Ради нее он готов на все, ей в угоду он станет еще более циничным, он и так уже предал ради нее родную мать. Сделал выбор.
Раиса Сергеевна припала щекой к холодному дерматину входной двери и разрыдалась. Она плакала беззвучно и самозабвенно. Так плачут на похоронах, понимая, что слезами горю не поможешь, что нельзя ничего изменить, никого вернуть. Слезы отчаянного бессилия — самые горькие слезы.
Раскаленной иголкой кольнуло в сердце. Рысь не сдержала стона.
Нет! Так дело не пойдет! Сентиментальной, разбитой горем мамаше не удастся спасти сыночка-мерзавца от верной гибели. Пока жив Акела, пока Евграфов винит Костю во всех смертных грехах (и заслуженно винит!), она обязана оставаться Рысью, хладнокровной боевой машиной. И она спасет сына Раисы Сергеевны во что бы то ни стало! Вопреки всему, наперекор больному, истерзанному материнскому сердцу!