«Господи, да это же я! — ужаснулся он страшной догадке. — Кровь, должно быть, натекла из пробитого горла того, в черном костюме. И кровоподтек на подбородке от его удара. Руки связаны его галстуком. А что с ногами? Шнурки от ботинок связаны. Стало быть, я стреножен, точнее, „содноножен“... Глупость какая...»
— Гуля, он косит, бля буду. Он врубается во все и косит!
— Не гони, Ухо. Пацана колбасит, оно и понятно. Не хер было глушить так малограмотно!
— Гуля, я...
— Заткнись!... Эй ты, Кот ты или Скворец, мне сейчас до фени! Ты живой реально или чего?
— Живой. — Виктор с трудом поднял голову. Рядом стояли двое. Одного, Лопоухого, он узнал сразу. Второй был постарше. Лицо восточного типа, «кавказской национальности», небритая толстенная шея, как водится, золотая цепочка с крупными звеньями, блестящая черная рубашка, аккуратно заправленная в черные же брюки, естественно, носки и ботинки тоже черного цвета.
«Еще один черный человек», — подумал Виктор тоскливо.
— Живой, а? Говорить можешь? — повторил вопрос черный человек номер два.
— Могу, — неожиданно громко и отчетливо произнес Виктор.
— Меня Гулей зовут, — представился собеседник. — Держи ответ, братан, за что друзей моих порезал? Если по делу, не обижу, только не разводи, все равно правду узнаю. Понял?
— Как он? — В комнату заглянул Плешивый, а за ним еще два каких-то пария. Четверо друзей Гули походили друг на друга, как солдаты одной армии: золотые цепи и перстни, коротко стриженные головы, темная одежда...
— Ушли все! — зло рявкнул Гуля. — И ты, Ухо, вали отсюда. Я с братаном сам разберусь. Если он пером пятерых сделал — мой уровень, не ваш, мои дела! Догнали?
— Без базаров, Гуля. Банкуй! — Ухо покорно побрел из комнаты. — Мы на кухне ждем.
— Понты! Голые понты! — Гуля присел на корточки рядом с Виктором. — Понимаешь меня, брат? Мы сейчас с тобой одни остались, и я вот чего скажу: может, мне тебя и придется порешить, по понятиям, но я тебя уважаю. Этим сявкам, — он кивнул в сторону кухни, — слабо в одиночку на троих пацанов прыгнуть. А ты прыгнул. И хоть я и они — одна братва, а ты — чужой, но я реально тебя уважаю, пидором буду!
— Здесь какая-то ошибка! — прошептал Виктор. Ему снова стало плохо, закружилась голова, пересохло во рту. — Но я могу все объяснить!
— Говори, я слушаю. И помни: в глаза тебе смотрю, если разводишь, лютой смертью сдохнешь!
Виктор говорил долго. Начал с того момента, как впервые встретился с Мышонком, вкратце описал все, что знал и про Костю, и про лабораторию. Живописал события сегодняшнего утра, сознательно, на всякий случай, опуская «мистические» подробности. Несмотря ни на что, выставлять себя психом не хотелось.