Неподалеку от немецкой траншеи, наполовину опоясавшей рощицу, виднелся большой плоский бугор со множеством пней, и лейтенант Репин предложил посидеть там в засаде. Заметил Номоконов: собираются фашисты в укрытиях, высовывают головы, переходят по траншее в лес. Осмелели враги, зашевелились! Надо было утихомирить их, заставить ползать.
Чуть ныла сломанная в детстве нога, и это тоже было хорошим признаком. Еще вчера понял Номоконов, что наступает ненастье, и, когда собирался на охоту, попросил выдать простыню и белый маскхалат. Не поверил прогнозу своего солдата лейтенант Репин, куда-то позвонил, а потом чуть покраснел и выдал все, что нужно было.
Посасывая холодную, давно потухшую трубку, Номоконов крался к немецкой траншее. Большие хлопья мягко ложились на лицо, на руки и плечи, заполняли следы. Солдат часто останавливался, замирал, но тишина была такая, что слышалось шуршание снежинок. Спокойно было кругом, – наверное, никому не хотелось стрелять в эту мягкую ночь первого снега.
Недавно Номоконов видел у штаба полка группу пленных немцев, и они почему-то показались ему длинноносыми.
– Однако, шибко будут мерзнуть зимой, – улыбнулся в темноту солдат.
Кому как… Наверное, со страхом смотрят фашисты на повалившийся снег, а таежному охотнику не усидеть в блиндаже. Каждый год, как только выпадал первый снег, выходил Номоконов из зимовья и по-хозяйски размеренно и бесшумно шагал к облюбованной пади. Может, и в Нижнем Стане идет снег? Рано проснутся сегодня звери, оставят первые следы, заквохают удивленные глухари, затеют свои игры белки. Осыпая пушистый снег, стремительно взбежит на колодину резвый соболь. Но сейчас, наверное, угрюма тайга, молчалива. Нет в ней былой радости охоты по первому снегу.
Нет и у него, охотника, хозяйского шага. Война, ночной скрад.
Номоконов обошел озеро, постоял немного и тихо тронулся дальше. Встретился первый пень, и, ощупав его, солдат прилег. Ни шороха не слышалось, ни звука, и тогда, еще более осмелев, он крадучись переполз через гребень возвышенности. Вскоре встретилось сухое, обгоревшее дерево со сломанной вершиной. Номоконов видел его днем в бинокль и вот теперь так удачно и точно вышел к нему. Солдат пошарил руками возле корней, нащупал сбитые сучья. Он знал: неподалеку, на открытой поляне, есть старые воронки и, найдя одну из них, вынул из чехла лопатку. Солдат углубил яму, срезал по бокам еще не промерзший дерн, положил сверху два сучка и накрыл их простыней. Ячейка сливалась с землей. Таежный охотник был верен себе и на открытом месте не любил делать сидки, возле каких-то ориентиров – враги обстреливали их. Номоконов подгреб, примял снег, тронутый ногами, прислушался и полез в укрытие.