Зек переключился на прапорщика:
— Здравия желаю, товарищ Феликс Эдмундович! Небось сам вечерком с сахаром вприкуску хлебаешь…
— Глохни! — чуть повысив тон, произнес прапорщик. Он отогнул полу шинели и расстегнул ширинку, намереваясь помочиться на колесо лесовоза.
— Унижаешь мое достоинство! — скорбно заметил зек. — Я с тобой беседую, а ты отливаешь! Беспредел ментовский!
Архипелаг ГУЛАГ!
Прапорщик молча сделал свое дело и, переваливаясь с ноги на ногу, медленно двинулся в сторону костра, где обрубщики сучьев жгли сосновые ветки.
— Нет, начальник, постой! — Струна нарывался на скандал. — Почему ты мной брезгуешь? У нас в России теперь демократия и свобода! А ты, сталинский выхухоль…
— Закрой ляпу! Оборзел, зэгара вонючий! — рявкнул начальник конвоя. Он пригнул лобастую голову и круто развернулся. — Вернемся в лагерь — Вепрю доложу!
Эта фраза произвела магическое действие. Струна сник и даже съежился.
— Прости, Семеныч! Тоска заела без чифиря! Хочешь сигаретку цивильную?
Он заискивающе протянул пачку «Союз — Аполлон».
— Боишься Вепря, — хмыкнул прапорщик, вытягивая из пачки сигарету.
— А кто же его не боится! — вздохнул Струна.
— Это точно! — неожиданно поддержал его начальник конвоя. — Вепря все на зоне боятся, кроме Новикова.
Подполковник Федор Васильевич Котиков держал зону в ежовых рукавицах, а до его прихода колония слыла местом, где блатные творят беспредел.
Низенький, сто шестьдесят два сантиметра ростом, он тем не менее обладал комплекцией борца-тяжеловеса. Его бицепсы равнялись в охвате размеру головного убора. А голова у Федора Васильевича была бычья. Она прочно сидела на кряжистой шее, топорщившейся в области загривка тремя мясистыми складками. Столь же внушительными были и остальные части тела. На икры, к примеру, не натягивались голенища сапог. Федор Васильевич так и носил сапоги — в гармошку, как дворовый король сталинских времен.
Начинал он карьеру оперуполномоченным. Тогда же, в молодости, при задержании один урка вцепился ему зубами в нос и отхватил самый кончик важного органа.
Федору Васильевичу предлагали сделать пластическую операцию, на что он резонно заметил:
— Не сопаткой детей делать! Пусть остается как есть!
Ущербный нос делал лицо подполковника похожим на добродушное рыльце откормленного хряка. Но внешность хозяина зоны была обманчива.
По первому разу некоторые беспредельщики позволили себе поехидничать:
— Винни-Пуха прислали!
Федор Васильевич засек юмористов. Он не стал применять законных санкций типа посадки в штрафной изолятор или чего-нибудь в том же роде, но внушил уважение к своей персоне простым проверенным способом — коротким ударом в нижнюю челюсть.