— Скелет. Карта смерти.
Нэтти сунул язык в рот. Между его губ осталось торчать волоконце, и он всосал его в рот.
— Кто-то из моих близких скоро будет умирайт, — сказал Эрик. — Правда, Эллен?
Эллен намазывала маслом кусок хлеба.
— Кто-то из самых близких. И очень скоро.
— Наверное, это есть моя бабушка. Она живет в Берлине. Она очшень больна.
Нэтти поднес к губам бокал каберне.
— Сколько ей лет?
— Девяносто один.
— Как ее зовут?
— Берта.
Нэтти поднял стакан.
— Я пью за Берту. Которая в Берлине. Вечно жить невозможно, но Берта, уж конечно, постаралась на славу.
— Нэтти! — Эрик рассмеялся и шлепнул его по руке.
Бармен включил маленький телевизор, стоявший у кассы. На экране появилась Одри Кингсли.
«...руководство и работники нашей станции хотели бы извиниться перед телезрителями, которые были возмущены тем, что мы назвали виновника убийств, имевших место в Вест-Сайде, христопродавцем. Мы понимаем, что многие наши зрители могли быть оскорблены такого рода выражением, и мы получили немало телефонных звонков, в которых нам указывали на нашу ошибку. И это действительно была ошибка, точнее — оговорка, о которой мы глубоко сожалеем. Сейчас в эфир выйдет Джефф Беллами с последними известиями о расследовании по делу Убийцы с крестом».
Несколько секунд экран занимала «говорящая голова» Джеффа Беллами, потом замелькали кадры: пресс-конференция мэра, шеф Гунц на пресс-конференции, прямой репортаж из Вествилля, где были усилены наряды полиции, кадры о пеших патрулях Джерри Кана, обходящих округ Ферфакс, потом на экране показался Джек Голд, старательно уклоняющийся от репортерских микрофонов около Центра Паркера.
— Гляди-ка, — сказал Голду парень, стоявший слева. — Это же ты!
Голд осушил стакан, бросил на стойку двадцатку и быстро вышел, оглянувшись на столик Нэтти Сэперстейна. Официант как раз предлагал им десертное меню.
— Когда же вы схватите Убийцу с крестом? — крикнул вслед Голду парень из бара.
Голд пересек бульвар Сансет и устроился за рулем своего старого «форда». Уже стемнело, и, прежде чем развернуться, Голд включил фары. Он проехал по бульвару на восток, свернул на Западную улицу, потом поехал обратно по направлению к Креншо. Вынув адрес, нацарапанный Хониуеллом на клочке бумаги, он нашел нужный квартал и остановил машину на противоположной стороне улицы. В доме, который он искал, было два этажа, и его стены явно нуждались в ремонте. Забор был испещрен надписями и рисунками.
Когда Голд был маленьким, по соседству жили сплошь белые — их было, во всяком случае, не меньше девяноста процентов. Голд мог припомнить лишь нескольких цветных и пару мексиканцев, а вот на улице Креншо жили в основном эмигранты из Европы — армяне, греки, поляки, итальянцы и несколько выходцев из Оклахомы. Там жили, даже несколько евреев. Но в течение пятидесятых-шестидесятых годов улицу заполонили чернокожие. В последнее время появились корейцы, и их становилось все больше.