— Да уж давненько. Мне ее фургоном отдавило. Я тогда был моложе, чем ты сейчас. Вот и пришлось все бросить и начать вырезать игрушки — чем еще было заняться?
— Не против, если я взгляну на ногу?
— На ногу? Ты же вроде пришел толковать насчет игрушек.
— Ну пожалуйста... — Доррин чуть не упрашивает, поскольку не может оставаться безучастным к боли.
— Валяй, коли приспичило, но Рилла ничем помочь не смогла, — говорит Квиллер, взявшись левой рукой за верстак. — Боль то чуток отпустит, то так проберет... По мне, так все знахари одинаковы. Но если хочешь — пожалуйста. И зачем только ты сюда заявился на мою голову?..
Касаясь лодыжки, Доррин хмурится, улавливая внутри красновато-белое свечение, и старается притушить его, вытеснив черным огнем гармонии.
— Эй, что ты сделал? — удивленно спрашивает игрушечник.
— Кость срослась неправильно, — объясняет Доррин, тяжело облокачиваясь о верстак и с трудом переводя дух. — Вправлять ее уже поздно, но болеть так сильно больше не будет — разве только в непогоду разноется.
— Мне нечем тебе заплатить, — сердится Квиллер.
— Никто у тебя денег не просит, — ворчит в ответ Доррин. — Я же тебе кость не вправил. И вообще я не мастер-целитель.
— А ведь я, почитай, и забыл, каково оно, жить без боли, — говорит Квиллер, потирая лоб. — Ну ладно, положим, ежели ты смастеришь игрушку-другую, это погоды не сделает... — размышляет вслух мастер.
— Тем паче что они не такие, как у тебя, а значит, мы не соперники, — торопливо вставляет Доррин.
— Оно и ладно. Но ты, наверное, подумываешь о вступлении в гильдию?
— А что, есть гильдия целителей?
— Насчет целителей не знаю, я о ремесленной. Туда входят мастера, делающие разовые изделия на заказ, вроде моих игрушек. Не скажу, что от этого так уж много проку, но во всяком случае Спидларский Совет гильдейские жалобы разбирает, а взнос составляет всего несколько медяков в год.
— А ты входишь в гильдию?
— Иногда, когда доходы позволяют. Нынче времена трудные и зима холодная, так что не до жиру.
— Ладно. Спасибо тебе за сведения.
— Захочешь вступить, поговори с Хастеном, — говорит мастер, глядя на свой верстак. Там стоит деревянный фургончик и лежит поленце, из которого будет вырезан бык или лошадка. — Ну что ж, паренек, ступай. Больше мне тебе предложить нечего.
— Всего доброго, — тихонько говорит Доррин, склоняя голову.
— Спасибо. Благодаря тебе денек у меня сегодня поудачнее многих.
Мастер вновь берется за нож, а Доррин выходит в ветреный сумрак и вспрыгивает в седло.