Если бык и в самом деле упрямый, то, уверяю вас, я гораздо упрямей — когда во что-то упрусь, сдвинуть меня невозможно. Я решила повеситься чего бы мне это ни стоило! И баста! Пусть Якудза придет и увидит: моя взяла! Изверг на пытки настроился, а кого он будет пытать? Мой труп? Сколько угодно! Пожалуйста!
Главное, только успеть!
Этой мыслью я и была охвачена: “Успеть повеситься раньше, чем Якудза к пыткам приступит!”
Фрося же, словно взбесилась: назойливо ко мне приставала, липла к ногам и мешала. Я пару раз лягнула ее, но бесполезно — вижу, не помогает.
— Зачем ты залезла на подоконник? — вопит.
Пришлось отвечать — не отстанет же. Я ей говорю:
— Ефросинья, времени мало, просто в обрез. Чем хватать меня за ноги, лучше себе веревку ищи. Или жди когда освободится моя, но она не освободится, если будешь виснуть на мне.
Тут до подруги дошло чем я собралась заняться, и начался сущий кошмар. Я раньше не знала, что у Фроськи силищи столько скопилось — пора отдавать девку замуж. Ох, как терзала она меня, как терзала и свалила-таки с подоконника. Прижала к стене и даже не задохнулась, а на мне ни одной живой косточки нет.
“Еще немного и точно задавит, — порадовалась я, — так даже лучше: принять смерть от любимой подруги”.
Но Фрося разочаровала меня — не стала давить, а строго спросила:
— С чего ты, дура, вешаться собралась?
Я гневно ей отвечаю:
— Говорю же тебе, “трубка” пропала и надежда последняя с ней!
Фрося вдруг психанула и, отпустив моей знаменитой башке подзатыльник, рявкнула:
— Дурища, трубку ты держишь в руке!
Я глянула — точно, держу в руке.
Вот она цивилизация — скоро в гроб будем ложиться с мобильными: даже драка не выбила из меня эту чертову трубку!
А Фрося смотрит на меня уже подозрительно: ну примерно так, как смотрит врач-психиатр на своего пациента. Я, желая рассеять дым подозрений и чтобы ясность внести, ей говорю:
— “Трубка”, узнав, что я писатель, восхитилась и подобрела. Она очарована мной была и уже подписалась нам помогать.
Подозрительность взгляда Фроси усилилась — я разозлилась и брякнула:
— Ты мне здесь из себя не строй великого психиатра Ницше!
— Ницше философ, — ядовито заметила Фрося.
Я с гордостью заявила:
— А лидер коммунистической партии утверждал, что Ницше великий психиатр всех времен и народов. Почему я должна верить тебе? Лидер коммунистической партии знает, что говорит.
— Только один он и знает, — вставила Фрося. — Остальных спасает лишь то, что не могут его понять. Слова произносит русские, а смысл инопланетный.
Я поразилась: “Как легко она в тему вошла! Нашла время! Вот она, особенность русского человека: любим мы о политике поговорить, когда под нами, образно выражаясь, горит земля”.