— Ах, в том-то и дело, что с тех пор, как я вас увидел, Муза, ничего не могу делать. Все валится из моих рук, — с грустным вздохом признался Андре.
«А то как будто раньше из них не валилось! Да ты тунеядец, шпион!» — подумала я, а вслух притворно его осудила:
— Нельзя так, мой дорогой. Вы можете потерять работу. Поезжайте в Париж. Через пару дней я туда вернусь, и мы продолжим наши чудесные отношения.
Андре покачал головой, и я поняла, что ничего не получится.
— Я умру, — вздохнул он. — Пару дней — это слишком. Я точно умру.
«А может, и в самом деле так сильно влюблен?» — потешила я себя эфемерной надеждой.
Всмотрелась в него внимательней и поразилась: «Да, природа трудилась не покладая рук. Не правдоподобный красавчик! Неприлично мужчине иметь такую яркую внешность. На такой жирной почве любовь не растет. Парень валяет дурака, не может быть никаких сомнений».
— Хорошо, — сдалась я, — оставайтесь. Только смотрите, Андре, потеряете работу, мне вы такой ни к чему. Я и сама не люблю работать.
Он радостно ужаснулся (и такое бывает):
— Работать вам?! Муза! Нет, никогда!
— Я тоже так думаю, но кормить-то нас кто-то должен. Как вы полагаете, Андре, хорошо будет, если вы лишитесь работы?
— У меня есть собственность. В крайнем случае, ее можно продать, а деньги положить в банк и жить на проценты.
Я вздохнула:
— Поступайте, как знаете, Андре, только я девушка порядочная и в свой номер вас не пущу.
— И не надо, у меня есть свой. Мы будем встречаться днем, если вы захотите меня осчастливить.
Пришлось пообещать:
— Обязательно захочу.
Ни свет ни заря меня разбудил телефонный звонок. Вне себя от ярости я подпрыгнула на кровати и нервно схватила трубку.
— Муза, это Андре, — услышала я.
«Черт бы тебя побрал!»
— Что случилось, мой дорогой? — ангельским голоском осведомилась я, всеми силами не давая прорваться из недр взбешенной души неуместному гневу. — Вы уже проснулись?
— Муза, я вовсе не спал. Муза, я думал о вас.
— Ах, Андре, нельзя так себя изводить. Я здесь, сплю в своем номере, никуда уходить не собираюсь, или вам не терпится меня попреследовать?
— Муза, зачем вы так? Я не шпион, я влюбленный.
«Понятное дело. Если принять во внимание мои шепелявость и косолапость, иначе и невозможно подумать».
Но вслух пришлось мне сказать:
— Простите, я еще не проснулась.
— Какой ужас, Муза, я вас разбудил?
— Ничего страшного, Андре, я рада вас слышать.
— Муза, вы на меня не обиделись?
«Вот те на! Только этим и занимаюсь!»
— За что, Андре? — нежно прошелестела я.
В трубке последовало молчание, которое я должна была принять за смятение чувств.