— Из самолета ты была похищена террористами, — со вздохом признался Коля.
— Из-под чьего носа они меня выдернули? На кого работает Тонкий?! — взвизгнула я.
— На американскую разведку.
Ну как тут не присвистнуть? Я присвистнула:
— Фью! Кто же подложил мне такую свинью?
— Казимеж, — понурившись, сказал Коля. Меня как обухом по голове хватили.
— Казимеж?! — спросила я, окончательно разуверившись в мужчинах. — И этот меня не любил? Немедленно говори, на кого он работал?
Коля меня успокоил:
— На себя. Казимеж был гениальным ученым. Многим хотелось его заполучить. Но он был честным, порядочным человеком. Открытие, которое сделал Казимеж, оказалось опасным для человечества. Узнав об этом, он бросил свой дом, работу и скрылся. С тех пор его стали разыскивать.
Я вспомнила, как сидели мы с Казимежем в Быдгоще на берегу реки Брды. Недели не прошло со дня нашего знакомства, как Казимеж превратился в вечно извергающийся вулкан, я — в его расплавленную лаву. Наши тела, сотрясаемые ураганом любви, не могли разъединиться, притянутые друг к другу словно к магниту. Так продолжалось несколько дней. Когда выяснилось, что нас качает от истощения, Казимеж решил прогуляться.
— Это отвлекает, — сказал он. Мы долго бродили по городу, высокими мыслями отвлекая себя от низменных страстей и желаний, и добрели до Брды. Сидя на берегу реки, мы, объятые пламенем горящих сердец, как могли, боролись с любовью. Казимеж боролся сильнее меня. Да это и правильно, он же мужчина. Поэтому мне оставалось лишь слушать и вставлять комментарии.
Всем известно: если собеседник показался вам умным, значит, он культурно молчал, а вы говорили. Именно по этой причине Казимеж проникался ко мне все большей и большей симпатией. Разумеется, как к собеседнику и человеку — как женщина я сразу его сразила. Господи! Спасибо, что ты создаешь не только косоглазых, косолапых и шепелявых женщин, но и мужчин, которые соглашаются их обожать. Причем добровольно, без особенных принуждений.
— Даже предположить не мог, что ты так умна, — воскликнул Казимеж после первой нашей прогулки.
Еще бы! За целый вечер я не проронила ни слова, что по сложности исполнения можно смело приравнивать ко всем олимпийским рекордам.
После второй нашей прогулки мой Казимеж прозрел окончательно. Редкие мои междометия «о!», "а-а! и «ого!», втиснутые в его монолог, он сопровождал криками радости:
— Муза, ты настоящий талант!
После третьей прогулки я уже была редкостным гением. Вот тогда-то Казимеж и удостоил меня изложением своей теории. Сидели мы с ним на берегу реки Брды и беседовали. Казимеж делился своим гениальным открытием, которым собирался в скором времени потрясти умы человечества. Я, со всеми открытыми во мне талантами, молчала. Слушала, лишь изредка вставляя робкое слово — даже не верится!