Я с изумлением обнаружила, что он лишился своей обычной невозмутимости и выглядел очень взволнованным.
— Надо знать бабулю, — сказала я, из дружеских соображений стараясь открыть старикану глаза. — На девяносто процентов она состоит из достоинства. Я громко кричала, думаю, это ее оскорбило.
Себастьен схватил трубку, быстро набрал какой-то номер и долго молчал. Когда он прятал трубку в карман, глаза его наполнились светлой грустью.
— Давай напьемся, — предложил он любезно. Я согласилась и, громко икнув, испугалась:
— Кажется, уже напилась.
— Ерунда, это быстро пройдет.
Мы стали пить. Я не пыталась угнаться за Себастьеном, впрочем, он и не позволил бы. Чем больше мы пили, тем лучше нам становилось.
— Знаешь, чем человек отличается от животного? — вдруг спросил Себастьен.
— Тем, что ходит на двух ногах? Думаю, мы скоро встанем на четвереньки.
— Нет. Человек отличается от животного тем, что может пить водку. Именно водка делает человека человеком.
— Она же превращает его и в животное, — вставила я.
— Умная мысль, — похвалил меня Себастьен. — Во всем нужна мера. Человек должен пить до тех пор, пока ему не захочется открыть свою душу. Тебе хочется открыть свою душу?
— Себастьен, моя душа нараспашку! — с восторгом воскликнула я.
— Значит, тебе уже хватит, — заключил он. — Брось пить и пошли-ка пешком по ночному городу. Хочу слушать рассказ о твоей бабуле. Подходит такая программа?
Я взвизгнула от восторга.
— Подходит! Я обожаю свою бабулю! А кто будет о бабуле рассказывать?
— Ты, больше здесь некому.
С бутылкой шампанского мы покинули «Парти дэ плэзир». Себастьен нес бутылку непринужденно и очень красиво: зажав горлышко между указательным и средним пальцами. Я была горда тем, что иду рядом с ним. Он мною тоже гордился.
— А нас полиция не арестует? — на всякий случай спросила я.
Себастьен обиделся:
— Арестует? Меня? Героя? Мюз, ты спятила! Не бойся со мной ничего и рассказывай, — потребовал Себастьен, — рассказывай о мадам Бабуле.
И я с удовольствием начала рассказывать, потому что бабуля мой вечный кумир.
— Бабуля стремится к совершенству и превращает свою жизнь в сказку. Ей это удается, — начала я.
Цоканье лошадиных копыт раздалось у нас за спиной. Мы оглянулись и увидели настоящую карету с кучером на облучке.
— Поедем? — спросил Себастьен. — Я тоже хочу превратить жизнь в сказку!
— Наверное, дорого, — засомневалась я.
— Ерунда, я плачу, — крикнул Себастьен, на ходу заскакивая на подножку кареты и поражая меня своей прытью. — Франция хорошо обеспечивает национальных героев! — с гордостью просветил меня он.