— Ты тоже сирота и позаботься лучше о себе.
Я активно начала ей возражать, но Тамарка меня не слушала. Озаренная мыслью, она приобрела решительный вид и тоном капрала заговорила:
— Значит так, Мама, не позорься, возьми себя в руки, мобилизуй гордость и бодрым шагом отправляйся мстить. Я тебе помогу. Здесь можешь не сомневаться и на меня рассчитывать.
Я разозлилась:
— Господи, Тома, в чем тут сомневаться, ведь с детства знаю тебя, но не хочу я мстить, это всегда успеется. Сейчас же хочу мужа обратно забрать, тогда и мстить не придется.
— Нет, Мама, всегда лучше отомстить, поверь моему опыту. И потом, ведь есть же женская гордость, элементарная женская гордость. Как можешь ты забывать о ней?
— Да при чем здесь гордость, — взорвалась я, — когда родной человек гибнет?
В Тамарке обнаружилось столько непонимания, что пришлось к аллегории прибегнуть.
— Ну, Тома, только вообрази: твой Даня угодил в болото. Будешь ты его вытаскивать или нет?
Похоже, мысль Тамарке понравилась.
— Мой Даня? В болото? — с игривой задумчивостью спросила она.
На лице ее блуждала мечтательная улыбка.
— Да, твой Даня! — свирепея, рявкнула я. — В болото! Которое засасывает, пиявки впиваются в тело, слепни жалят лицо, жижа заполняет рот, и змея, роскошная гремучая змея ползет к нему, поигрывая жалом, ползет и вот-вот нанесет твоему Дане смертельный удар!
— Укус! — покрываясь ужасом, поправила меня Тамарка. — Мама, ты невозможная! Какие жути ты нагоняешь!
— Что там жути? Лучше скажи: будешь ты спасать своего Даню или нет?
— Буду! Конечно буду! Он смерти всяческой достоин, но это слишком жестоко.
— Так вот Юля хуже всякого болота! Она и болото, и пиявки, и слепни, и гремучая змея и черт знает что еще! Уж тебе-то смех рассказывать! Уж столько лет ее знаешь!
Моя образная филиппика не нашла отклика. К огорчению моему Тамарка даже рассердилась:
— Слушай, Мама, не морочь мне голову! Не о Юле здесь речь, а о тебе.
— Конечно, — подтвердила я.
— Так на кой фиг ты перед Женькой унижаешься? Роняешь нашу общую женскую честь. Пошли его подальше и все дела.
— Зачем же посылать того, кто и без послания идет? — изумилась я. — Сначала отобью у Юльки, а потом уже пошлю. К тому же, Тома, тебе легко говорить, ты-то при муже, а я одна остаюсь, в мои-то годы.
— Ха, Мама, не смеши, — заржала Тамарка. — Ты и одна — вещи несовместимые. Хоть какое-нибудь говно да и прибьется к твоему берегу. Кстати, если уж так сильно приспичило замуж тебе, так может моего Даню возьмешь? Боже, как он мне надоел!
В этом месте Тамарка оживилась и начала расписывать прелести своего никчемного Дани, забыв, что я знаю его не первый год.