— Да, я член БАГа — тайной организации, ведущей борьбу с самим президентом! — торжественно подтвердила я и тут же услышала за своей спиной дикий вопль отчаяния.
Обернулась: в дверях стоял белый как полотно Сергей.
Разбудил-таки Харакири его своими глупыми восторгами.
— Сереженька, сейчас все объясню, — запричитала я, но он и слушать не стал.
— Да что же это за невезение? — горестно завопил он. — Что за женщин, что за предательниц посылает подлая судьба?! Одна изменила мне, другая — еще хуже! —
Родине! Эт-того не переживу! Вон! Вон отсюда! Вон, пока я милицию не вызвал!
И он яростно затопал ногами.
Я попятилась, уж с кем с кем, а с милицией встречаться не рвалась никогда, да и кто рвался? Ни для кого не секрет, что находить общий язык с милицией умеют только отпетые преступники.
Короче, не знаю, чем кончилось бы дело, когда бы не восстал чудаковатый Харакири. Он заговорщически на меня посмотрел и спросил:
— София, хочешь его убью?
ПУТЬ МЕЧА
Зачарованный нежными красками утра, Сумитомо шел, наслаждаясь. Ласковы ароматы ветерка, прекрасно пение птиц…
Любовался утром, а вспоминал ночь. Бессонную ночь. Давно это было, но кровь бурлила, как горный поток.
О, эта ночь! О, несравненная нежнейшая Итумэ! Как прекрасны были ее стихи! Как упоительно пела! Исполнены любезностью и смыслом беседы, о услада души! О, несравненная Итумэ!
Сумитомо остановился. Окинул взглядом дорогу, плавно обнявшую пруд. Залюбовался акварелью воды.
“Дремлют до прихода ветерка блики пруда,” — начал слагать он стихи.
Осознал убожество слов.
“Безысходность… Безысходность, всегда безысходность. Не выразить звуками, не объять душой немыслимое совершенство мира, рвущее душу, и тут же наполняющее ее прекрасным покоем… Лишь человек… Его мысли, слова, дела… Но и он — малая частица мира. Совершенного мира, ибо сложен он из бесчисленного множества мыслимых и немыслимых несовершенств, образуя в сумме их новое качество… Но тогда… Тогда и он, Сумитомо, соучаствует в создании совершенства. Значит, оправдано, необходимо и его присутствие в мире… Равно как и отсутствие!”
Солнечный луч скользнул по лицу Сумитомо, вернул к насущному. Сегодня, в двенадцатый день лунного месяца, должно явиться в дом отца. Следует спешить.
Еще туманились очарованием глаза, но слух возмутил диссонанс, позвякивание за спиной.
Сумитомо обернулся.
В центре лужайки, в кольце старых деревьев бросил циновку воин. Покачиваются пластины брони. Злобная усмешка перекосила лицо. Лишь двадцать шагов до него.
Воин уселся, бесстрастно рассматривая Сумитомо. Указал рукой на свободный край циновки.