Особенно злило, что он, сам того не желая, оказался косвенной причиной ареста Гульельмо Новака.
Выбитый из колеи происшествием в ресторане, Миллер поначалу совсем выпустил из виду, что между Комитетом общественного спокойствия и полицией существует вражда, — ему и сам Четопиндо не раз говорил об этом. Эта вражда тлела постоянно, несмотря на то что министр внутренних дел побаивался генерала Четопиндо и время от времени по его просьбе выделял ему отряды полицейских.
Генерал как-то спросил Миллера:
— Ты любишь Дюма?
— Любил в детстве, — ответил тот, сбитый с толку. — А что?
— А то, что у нас отношения с полицией, как у мушкетеров с кардиналом Ришелье, — усмехнулся Четопиндо.
За короткое время пребывания в Оливии Миллер не смог понять, чем была вызвана эта вражда, но было ясно: с ней необходимо считаться.
…Они вернулись за столик.
Росита не могла понять, почему Карло вступился за Гульельмо.
— Откуда ты знаешь этого бандита? — спросил Миллер.
— Это не бандит.
— Кто же это?
— Мой товарищ.
— Хорош товарищ, — покачал головой Карло. — Ну ничего, полиция с ним рассчитается. — Он со злобой сплюнул. — Ты, однако, не ответила на мой вопрос.
— Я не обязана отвечать. Ты меня обманул.
— Ах, вот ты о чем, — протянул Миллер. — Да, я не шофер генерала Четопиндо. Я его помощник.
— Шофера?
— Генерала. Ну и что? Разве это что-нибудь меняет? Мне казалось, что шофера ты скорее полюбишь.
Снова заиграл оркестр, вышла певица, закружились танцующие.
Росита пристально посмотрела на Миллера:
— Ты страшный человек, Карло.
Тот пожал плечами:
— Такой же, как все.
Она встала и направилась к выходу. Миллер кинул деньги на стол и бросился следом.
И только когда они вышли на улицу, Миллера осенило. Как это сразу не пришло ему в голову? Ведь все улики, говоря языком криминалистов, налицо. Нужно было только взять на себя труд сопоставить их.
Он до мельчайших подробностей, будто при мгновенном озарении, вспомнил поездку к Шторну. Четопиндо что-то говорил насчет свадьбы своего шофера Гарсиа, которая должна была быть сыграна после возвращения из этого рейса. Тогда же и имя невесты упоминалось — Росита. Правда, «Росита» в этой стране — имя довольно частое. Но ведь неспроста же она проявляет такой интерес к пропавшему Гарсиа! «Что ж, тем лучше. Ситуацию можно обратить себе на пользу», — решил Миллер.
— Хочешь узнать о Гарсиа? — спросил он.
Росита остановилась.
— О Гарсиа?
— Да, правду о Гарсиа.
— Так он жив?
— Думаю, да.
— А точнее?
— Пока не могу сказать.
Росита опустила голову.
— Видишь ли, Росита, я не хочу обманывать тебя или быть голословным, — вкрадчиво начал Миллер. — Мы с тобой знакомы не очень много времени, но мне кажется, что я знаю тебя давно. Не сочти это, пожалуйста, дешевой бразильской сентиментальностью. Я не знаю, кем тебе доводится Гарсиа, и не хочу знать. С меня достаточно, что ты им интересуешься. Я сделаю все, чтобы помочь тебе, Росита.