— Полукартауны «Зефира»! — промелькнуло у него в голове.
Высунувшись, он взглянул поверх задранной кормы, заметив вдалеке верхние реи, паруса и верхушки мачт с развевающимися по ветру голубыми флагами. На каждом из них были изображены три золотые короны и лев, держащий топор святого Олафа.
« — Шведы! — подумал он. — Если Томаш не собьет им мачты, или не продырявит борта ниже ватерлинии, они нас раздавят, как пустой орех.»
Он поспешно добинтовал несчастные ладони и, уцепившись за свой «обезьяний мост», как прежде, полез обратно.
Дело шло легче, хотя силы давно были на исходе. Но теперь ему предстояло одолеть большую дорогу, до самого фальшборта «Зефира», где в нескольких ярдах над окном каюты был закреплен линь.
Он раз за разом оглядывался, откидывая назад голову и выкручивая шею. Оказавшись на половине пути, услышал ещё два орудийных выстрела и ощутил сотрясение, которое едва не сбросило его в море. Корма корабля подалась от отдачи орудий, канат провис ниже и дернулся, когда «Зефир» ткнулся в корпус «Вестероса».
Тессари выругался по-итальянски, перехватил руки и снова огляделся. На это раз он на миг узрел за низким фальшбортом чью-то фигуру с занесенными над головой топором.
— Перси! — завопил он что было сил.
Перси Барнс услышал окрик, но так и не понял, откуда, да и не мог уже сдержать размаха — острие топора с глухим стуком обрушилось на край борта, перерубая канат.
Цирюльник, все ещё судорожно хватавшийся за него, понял, что летит вниз, как камень. Перед его глазами ещё мелькнула выкрашенная белым лаком корма, изгиб руля «Зефира», после чего он врезался головой в борт каравеллы, отлетел и рухнул в воду, которая с плеском расступилась, чтобы принять его содрогавшееся в агонии тело.
Заверив Мартена, что поступит, как он, Стефан Грабинский именно так в тот момент и чувствовал. Он желал сохранить верность и капитану, и кораблю. Но даже представляя серьезность угрожавшей им ситуации, он не отдавал отчета в ответственности данного обещания.
Он был отважен; смело сражался и никому не позволял опередить себя в атаке. Готов был даже погибнуть, идя на штурм, хотя мысль о смерти и не посещала его в запале битвы.
Но теперь ему предстояло не принимать участия в бою, а только ждать его исхода, чтобы в случае неудачи корабль взлетел на воздух.
Он воображал себе этот миг, как осужденный — свою казнь. Ему самому предстояло привести приговор в исполнение. Себе, Мартену, всей команде и «Зефиру»… И вдобавок всего за несколько секунд решить, настал ли этот последний миг!
Ведь он мог ошибиться! Мог преждевременно привести в исполнение приговор им всем и самому себе! Мог, наконец, принять решение слишком поздно и пасть от пули или оказаться обезоруженным, не успев ничего сделать.